вот он входит в полуосвещенную гостиную. Зинаида Николаевна в узком, зеленом, переливчатом платье, что очень идет к ее серо-зеленым глазам и золотисто-рыжеватым волосам, полулежит на кушетке.
– А! Молодые дарования… – томно прищурясь, роняет она и протягивает поэтам руку. – Милости прошу.
Павел целует надушенную ручку и вручает Сильфиде (как он сразу ее окрестил) букет.
– Чудесные лилии. Спасибо. Катенька… – И она передает букет горничной. – Садитесь, господа… вот сюда, на диван, ближе к лампе… Ну-с, дайте-ка я на вас посмотрю… – И Зинаида Николаевна, приблизив к глазам лорнет, стала подробно и внимательно рассматривать Павла («Как микроба в микроскоп», – пронеслось у него в голове). Кончив осмотр, Зинаида Николаевна отложила инструмент и удовлетворенно произнесла: – Ну что ж, будем считать, что познакомились.
– Я, Зинаида Николаевна, вам рассказывал. Наш лучший поэт («Ну, лучший не лучший, лучший-то, положим, я», – одномоментно думал Матвей), Павел Рорик.
– Как вы сказали? Рорик? – Зинаида Николаевна подавила смех. – Верно, псевдоним?
– Псевдоним, – признался Павел. – А вам кажется… не очень?
– Ну, как вам сказать… немножко странно. Но отчего же – Рорик?
– Видите ли… моя матушка… она из последних Рюриковичей… А один мой знакомый студент говорит, что Рюрик звучит по-скандинавски скорее Рорик… Вот. И всё.
– М-м… Теперь понятно. Ну и что же вы нам почитаете, господин Рорик?
Павел встал, откашлялся.
– Я волнуюсь, – сообщил он.
– Не волнуйтесь, – сказала Зинаида Николаевна. – Здесь ваши доброжелатели.
– Спасибо. Так я начинаю?
– Начинайте.
– Стихотворение называется «И Слово плоть бысть».
– Очень интересно, – сказала Зинаида Николаевна и, приготовившись слушать, снова наставила на поэта лорнет.
– Если можно… без этого… без лорнета, – попросил Павел.
– Ах, пожалуйста.
– «И Слово плоть бысть», – повторил он название и стал читать первые строки, дрожа и краснея, потом, по мере чтения, голос его окреп, вдохновляющая мысль повела за собой ввысь, как Вифлеемская звезда туда, где произошло единственное в мире чудо нисхождения Бога Слова в мир… Это были стихи, посвященные Рождеству, но лишенные бытовизма, или слащавого умиления, или рассудочной пошлости, простые и даже грубые, как камни Сиона…
Матвей ревниво следил за выражением лица Гиппиус, которое постепенно утрачивало свойственную этой даме насмешливость и становилось все более внимательным и строгим.
Окончив чтение, Павел сделал паузу и сказал:
– Вот. И всё.
Несколько секунд Зинаида Николаевна молчала, потом, протянув ручку к лежащей перед ней на столике коробочке и раскурив надушенную папироску, встала и, приоткрыв дверь в соседнюю комнату, тихонько позвала:
– Дмитрий
