разочарованно, обращаясь к спутнику:
– Вова, но это же и впрямь тюрьма!
Ступая медленно и осторожно, подошли они ближе к воротам и прочитали табличку.
– Следственный изолятор, – грустно промямлил Клещёв.
– А ты как думал! – подтвердил весомо Муцкевич. – Хозяин сказал, что в узилище, значит, так и есть!
Клещёв, забеспокоившись, зачем-то стал ходить вдоль ворот, меряя их длину шагами.
И прекратил это занятие лишь после того, как из будки вышел охранник и посмотрел на него выразительно.
– Пошли отсюда, – предложил он Муцкевичу.
Тот согласился.
Отойдя подальше, остановились они возле урны для перекура.
– Как же мы,.. – обронил Клещёв, докурив сигарету до середины.
– …Проникнем-то туда? – закончил он мысль, вытянув сигарету до фильтра.
И, ругнувшись, выбросил окурок.
– Штурмом, что ли, брать?!
– Не суетись, – пробубнил Муцкевич. – Им, небось, не мы одни занимаемся. Дело серьёзное, раз хозяин нам поручил…
– Так времени у нас нет! – застонал Клещёв.
И в ярости пнул завалившуюся на бок урну.
– Не суетись, – повторил Муцкевич, докуривая первую сигарету и тут же доставая из пачки вторую.
– Что-то мне подсказывает, – продолжал он, рваными облачками выбрасывая дым, – что завтра он отсюда выйдет. Точнее, его отсюда вытащат. Это если он действительно опасен. А если не так опасен, как мы думаем, то…
Причмокнув, закончил:
– Тогда его удавят прямо там, внутри! И мы об этом узнаем!
9.
А за четыре часа до того, как посланцы Савойского добрались до узилища и обнаружили место пребывания свидетеля происходило вот что.
Викентий Демьянович Любанин сидел в этом самом следственном изоляторе на привинченном к полу стуле перед следователем Леонтием Размахиным и трепетал.
Леонтию Даниловичу нравилось, что допрашиваемый трепещет. Но очень не нравилось, что арестованный при том упорно не желает признавать свою вину и всячески увиливает от ответственности.
Хотя и трепещет, что очень даже хорошо.
И вселяет надежду на достижение взаимопонимания с подследственным.
– Хватит ногами по полу стучать! – строгим голосом сказал Размахин и подвинул ближе бланк протокола допроса.
– Стало быть, гражданин Любанин, шестьдесят третьего года рождения, ранее не судимый, без определённого места жительства,.. – усиленно изображая задумчивость, пробормотал следователь, заполняя каракулями новую строку.
Тут стоит заметить, что задумчивость он изображал лишь для проформ, потому как искренне полагал, что следователю положено изображать перед допрашиваемым усиленную работу мысли и борьбу с обуревающими душу сомнения.
На самом деле никогда и никаких сомнений у Размахина не было, особенно по поводу виновности задержанных.
Он и сейчас за час допроса успел уже полностью всё для себя выяснить и
