заблестели.
– Слышь, бомжара, – обратился он к Любанину. – Ты в общем и целом двенадцать машин угробил, из пять – не подлежать восстановлению. Две смяты, три сгорели. Ва-аще!
И Размахин оглушительно загоготал, едва при этом не захлебнувшись слюной.
Потом, немного успокоившись, он встал, подошёл к Любанину и кинул ему в подставленные ладони наполовину заполненный бланк допроса.
– В общем, – добродушно сказал Леонтий, – тебе прямая выгода на зоне годочка три отмотать. Пока хозяева угробленных машин не успокоятся. А то ведь они…
И Размахин провёл пальцем по шее.
– Полный абзац тебе устроят с похоронами на ближайшей помойке. А твою безвременную гибель мне расследовать резону нет, и так работы хватает. Так что беру ручку краешку стола, от последней сроки отступи вниз побольше, к концу страницы, и там подписывай с расшифровкой подписи и датой. И вали в камеру отсыпаться!
– А отступать зачем? – уточнил Любанин.
Размахин махнул рукой.
– Да допишу там кое-что… Сейчас ломает что-то, лень одолела. Завтра с утречка заполню… В общем, не твоё дело!
Размахин во внезапно накатившем приступе раздражения топнул ногой.
– Подписывай, пока я добрый! А то ещё и обвинение в краже получишь. Там, между прочим, вещи из машин кое-какие пропали.
Любанин поёжился.
– И погибший имеется, по рассказам свидетелей, – продолжал нажимать следователь. – Вроде, даже два погибших… Или один?
И тут же с грустью добавил:
– Трупа, правда, ни одного. Пропали бесследно. Так что от отягчающих обстоятельств судьба тебя отмазала.
Любанин с минуту вертел листок, с разных сторон вчитываясь в коряво набросанный текст.
Потом простонал слабо:
– Но не из хулиганских же! Спасался я! Обезумел совсем от страха! Зачем вы так, гражданин…
Леонтий покачал головой и присел, поудобней устраиваясь на подоконнике.
– Эту сказку ты мне уже рассказывал.
– Точно! – охотно подтвердил Любанин. – Сразу вам всё рассказал. Только тут…
Он потряс листком.
– …Ничего про это не написано. Ни единого слова! А ведь это правда!
– Сказки, – отрезал Леонтий, протирая локтем запылившееся стекло. – Почудилось спьяну.
– Я трезв был! – возразил Любанин.
И подивился собственной смелости.
«Чего это я? Нехорошо это… А ну как вдарит?»
Но следователь был настроен благодушно.
Леонтий вообще не любил мордобой. Он предпочитал эту… как её…
«Психологию» вспомнил Размахин.
И посмотрел на подследственного с жалостью.
– Ты не мудри, подписывай, – посоветовал он Любанину. – А сказки про летающих человечков, которые тебя в лесу преследовали, будешь рассказывать адвокату. Или психиатру, если суд на твои бредни
