прибью. Я сделаю нашу страну самой могучей. Одного слова «Русь» будут страшиться, если мне всякие изменники руки путать не будут. Они здесь народ смущают, там дурят лживыми посулами. Ну как любой из уделов, скажем, Ярославль, которым намеревается править вор Курбский Андрюшка, без Москвы будет? Что это будет за княжество? Все хотят, как в прошлые годы, растерзать Русь. Лишь бы самим, нерадивым и ленивым, сытыми остаться. Говорю тебе, Афоня, я ни сына, ни жены, никого не пожалею. Неспроста я Господом помазан был на царствование. Я ведь поставлен, чтобы защитить народ православный от губителей. Не за каждого в отдельности стоять я должен, а за всех.
Князь Вяземский вновь наполнил кубок Ивана вином, но тот пить его не стал, а отодвинул.
– Ты зачем мне вина подливаешь? Я уже один кубок выпил. Неумеренность, Афоня, – это страшный грех. Мне трезвый ум нужен.
– Так вчера же ругался, что я тебе вина вовремя не налил.
– То вчера было. Правильно, что не налил. За это тебя и ценю, что ты послушен мне. Ты льстить мне не начинай и слабостям моим не потакай. Сказал – не наливать мне больше одного, значит, не нужно наливать.
***
Домой Григория Лукьяновича Скуратова принесли несколько сердобольных мужиков, которым указывали дорогу дочери. Два дня Григорий лежал на постели, боясь пошевелиться, так как всё тело у него ныло и болело.
На дворе залаял соседский пёс, и супруга Григория Мария подбежала к окну. Отпрыгнув от него, она с нескрываемым испугом подбежала к мужу.
– Родненький, ты встать сможешь? Нужно тебе в подполе схорониться. Слышишь, собака соседская лает? Это за тобой люди государевы идут. К нам в дом идут, а значит, не сносить тебе головы. Давай, Григорий, обопрись на меня и пойдём!
– Нет, – сказал Григорий Лукьянович, – от государя никуда не спрятаться, вот я и не стану. Помоги мне сесть – негоже в постели лежать, раз гости пожаловали. Слышишь, уже в дверь стучат? Молю тя, открой им дверь, не томи!
– Родненький, на кого же ты нас оставишь? Как мы жить-то станем? Давай уедем из Москвы, найдём себе место – Россия большая, везде люди живут.
Григорий с трудом сел на постель и, прокашлявшись, проговорил:
– Ну чего, Мария Михайловна, иди дверь открой. Пусть входят.
В дом вошли трое молодцев. Увидев Григория с распухшим лицом, сидящего на постели, они усмехнулись.
– Что-то долго вы дверь отпирали. Мы уж подумали, что в подпол прячетесь. Хотели, небось, схорониться там, – сказал один из государевых людей, подходя к Скуратову, – было такое?
– Нет, – твёрдо ответил Григорий, – ты меня пугать хочешь? Не получится – пуганый я уже.
– Ну, раз пуганый, то и впрямь смысла нет. Чего сидишь, как девка на смотринах? Вставай, напяливай сапожки, да к государю пойдём.
Мария принесла супругу сапоги, и тот с большим трудом принялся их натягивать, пока супруга поспешно собирала что-то в мешок.
– Да
