Очень даже ничего! И для чего это она подходит? Заменить служанку? В то время как она сама всегда мечтала завести домработницу.
– Не надо кукситься, – сказал Василий, – я дам все, о чем мечтает любая нормальная женщина. Квартира есть, дом собираюсь покупать, высокий уровень жизни, заботу и уважение.
Инна, нахохлившись, молчала.
– Чего молчишь? Что-то не так?
– А любовь?
Василий ухмыльнулся:
– Чтобы бабочки в животе порхали? Это тебе по молодости лет счастье в бабочках видится. Потом уже будет хотеться надежного тыла и стабильной обеспеченности.
– Потом – это когда? – Инна вложила килограмм яда в слово «потом». Мол, что это за такое «потом», после которого любви не хочется?
– Когда дети появятся, – просто ответил Вася.
Дети, конечно, важнее всего на свете, но разве они не должны быть результатом любви? Перемудрил Вася! Пропускает первое, основу.
– Значит, буду хотеть того, что полагается по возрасту хотеть. Любви хочу.
– Ты бедного полюбить можешь?
Инна поджала губы. Бедные – не ее песня.
– Вот! – легонько стукнул пальцем по столу Василий, – значит, не любви ты ищешь, а уверенности в человеке и обеспеченности. Ты такая же здравомыслящая, как и я.
– А что, богатого любить нельзя? Бедного можно, а богатого нет? Почему это, если бедного любишь, то это любовь, а если богатого, то брехня? Они не люди, что ли?
– Понять трудно, его любишь или его возможности. Деньги глаза застят.
– Ты вот человек не бедный, однако, я к тебе равнодушна. Мне ты глаза не застил! – злорадно отомстила Инна.
– Да. Но крутилась ты на банкете не среди мелких служащих.
– Чем же тебе именно мое здравомыслие понравилось? – ехидно спросила Инна. Ей хотелось говорить ему гадости и перечить. – Или модели попадались сплошь не здравомыслящие?
– Ты будешь хорошей хозяйкой и традиционной женой.
– С чего ты взял?
– У тебя руки и ноги крупные, ногти квадратные, ты – крестьянка. Лицо может соврать, руки – никогда. Всегда смотрю на руки. Ты, сто пудов, знаешь, что такое хозяйство, огород, скотина. И потом, я видел, как ты ела. Тебя явно учили уважать продукты и ничего не оставлять на тарелке.
Инна не знала, как реагировать. За собственные руки и ноги было обидно, еще и манеру есть назвал крестьянской. Родители, действительно, уважительно относились к еде, даже крошки со стола мама высыпала кошке в миску, и плесневелый или засохший хлеб подкладывала птицам и муравьям. И Инна не стеснялась испорченный хлеб выносить на крышу будки для мусорных баков. Что в этом плохого? Так бы и вцепилась этому мерзкому Васе в рожу!
– И ты спросила, кто убирает мою квартиру и дорого ли. Никто не спрашивал. А ты с хозяйской позиции смотришь, на себя примериваешь.
Инна сидела букой.
– Заметь, это все комплимент тебе! Я сам такой.
Инна все еще поджимала
