не знаю, чего ждать, поскольку никогда здесь не была. Тобиас и я останавливаемся у входа и переглядываемся.
– Вот мы и на месте, – говорит он.
Я не вижу ничего, кроме своего отражения в стеклянных дверях. Я уставшая и грязная. Впервые мне приходит мысль, что мы ничего не должны были делать. Просто спрятаться у бесфракционников, и пусть другие со всем разбираются. Мы были бы никем, но вместе и в безопасности.
Он все еще не рассказал мне о своем ночном разговоре с матерью, и я не думаю, что собирается. Он так стремился попасть к правдолюбам, что я начинаю думать, не планирует ли он что-то втайне от меня.
И я вхожу в здание. Может, я решаю, что если уж мы так влипли, то надо выяснить, в чем дело. Я – дивергент, значит, я не ничтожество, и больше не может быть «безопасных» мест, и у меня есть другие дела в жизни, помимо того, чтобы играть в семью с Тобиасом. Очевидно, он согласится со мной.
Вестибюль просторный, хорошо освещенный, с полом из черного мрамора, тянущимся до самых лифтов. В центре на полу выложено кольцо из белых мраморных плит, внутри которого изображен символ Правдолюбия – наклонные весы, символизирующие то, что истина весит больше лжи. В вестибюле полно лихачей с оружием.
Одна лихачка с рукой на перевязи подходит к нам, держа пистолет перед собой и наставив его на Тобиаса.
– Назовите себя, – говорит девушка. Молодая, но не настолько, чтобы знать Тобиаса.
Следом подбираются остальные. Некоторые глядят на нас с подозрением, но большинство – с любопытством. Но в их глазах вспыхивает нечто еще более странное. Они узнают нас. Наверняка они встречали Тобиаса, но откуда догадались про меня?
– Четыре, – говорит Тобиас. – Трис, – кивает на меня. – Лихачи, оба.
У девушки расширяются глаза, но она не опускает оружие.
– Зачем вы здесь? – спрашивает она. Некоторые из лихачей выходят вперед, но осторожно, будто мы представляем для них опасность.
– А в чем проблема? – спрашивает Тобиас.
– Вы вооружены?
– Конечно, ведь я лихач или кто?
– Стоять, руки за голову, – поспешно говорит она, будто и не надеясь, что мы подчинимся. Я гляжу на Тобиаса. Почему все ведут себя так, будто мы сейчас на них набросимся?
– Мы вошли через главный вход, – медленно говорю я. – Думаете, мы бы это сделали, если бы хотели напасть на вас?
Тобиас не смотрит на меня. Касается пальцами затылка. Спустя секунду я делаю то же самое. Лихачи обступают нас. Один начинает обыскивать Тобиаса, с ног до головы, а другой вынимает пистолет, который был у него за поясом. Еще один, круглолицый парнишка с румяными щеками, извиняюще глядит на меня.
– У меня нож в заднем кармане, – произношу я. – Начнешь лапать – пожалеешь.
Он невнятно что-то бормочет, и одними пальцами вытаскивает нож за рукоятку, стараясь не касаться меня.
– Что происходит? – спрашивает Тобиас.
Девушка переглядывается с остальными.
– Извини, но нам приказали арестовать
