авиации.
– На какую линию?
– Тифлис – Москва.
– Сложная была работа?
– Да.
– Чем?
– Во-первых, полеты часто проходили в сложных метеоусловиях. А график надо было выдерживать бесперебойно. Время было строгое. А во-вторых, это была самая длинная беспосадочная трасса в Союзе. Приходилось беречь горючее, все время в воздухе экономить.
– И как вам там работалось?
– Летал.
– На каких машинах?
– На «юнкерсах».
– Судя по вашей биографии, летчиком вы были хорошим, чтоб не сказать больше?
– Нареканий не было.
– А успехи там, поощрения какие-нибудь? Были?
– В тридцать пятом году по итогам Всесоюзного соревнования был лучшим летчиком почтовой авиации. Дали Грамоту. Калинин вручал. Вызывали в Кремль. А в тридцать шестом – именные часы от наркома авиации.
– За что?
– Лето было грозовое. Многие попадали в аварии. Гибли, бывало. А я летал по графику.
– Как же вам удавалось?
– Опыт уже был. Машину чувствовал. И трассу хорошо знал.
Вот что я вам скажу. Если вы никогда не выбирали адмиралтейский якорь вручную, так вам не понять, с каким напряжением я это все из него вытаскивал. Третья бутылка, однако, на донышке плещется! Я уж косой, как сизый голубь. А он сидит. Улыбается мне добро. А рот при этом сомкнут в прямую линию.
– А как вы попали в Дальнебомбардировочную авиацию?
– В тридцать девятом году ее сформировали. Шестьдесят машин – пять эскадрилий по двенадцать. Командиром назначили Голованова. И он стал из кадров гражданской авиации вытаскивать к себе самых опытных летчиков. Летали-то мы лучше военных. Много, постоянно, в любых условиях, на большие расстояния. И меня тоже призвали. В прежнем звании лейтенанта. Поставили командиром экипажа. Все это тогда считалась одна дивизия.
Все. Вот тебе и вся его биография. Что хочешь, то и пиши.
Не раскручивается. Не колется. Не хочет про свои подвиги.
Плохо быть дураком. Не надо проламывать в лоб позицию, которую можно взять обходом. А чем его спровоцируешь?
– Иван Григорьевич, – говорю, – вы, наверное, читали ведь военные мемуары других летчиков.
– Не без этого.
– Там же, по идее, очень много умолчано. Встречаются просто фальсификации.
– Потому я и решил написать свою книгу. Уж как вышло… простите…
– Вы могли бы сейчас – в частном порядке, неофициально, – вот разоблачить какое-нибудь такое типичное вранье в таких мемуарах?
– Ну… зачем же людей порочить.
– Хорошо. А что-нибудь свое? Не для печати?
– Вы что имеете в виду?
– Иван Григорьевич, почему вам, с вашим послужным списком, не дали Героя и Заслуженного? Происхождения вы рабочего, член партии, русский, фронтовик, орденоносец, летчик высшей квалификации. В чем дело? ЧП, аварии, выходки? А? Ведь несправедливо же?
– Ни
