опасное – теряет… Бьёт пока не в глаз, а в бровь.Но ведь как-то ж не промажет!.. Повредит мои глаза! —
Что народ в округе скажет? Что скажу и я сама?..
До свиданья! До свиданья! Сибиряк ты мой родной!
Нету слов для покаянья… Я желаю быть Собой!
P.S. Последнюю строчку можешь прочитать иначе, например, – я желаю быть с тобой!
Твоя дерзающая Марго».
Лебедев глубоко вздохнул и, так же аккуратно свернув письмо, положил его в нагрудный карман рубашки и поехал за авиабилетом в кассу Аэрофлота. С билетом довольно быстро всё решилось. Домой, то есть в свою съёмную комнату, ехать не хотелось. Но можно было снова встретиться с директором института и попросить возмещение за прерванный отпуск. Хотелось всё же немного отдохнуть на море вдали от большого города…
Перед отлётом в Симферополь Лебедев получил новое письмо из Латвии. Письмо было толстое и тяжёлое. Читать такое письмо Лебедев решил в спокойной обстановке.
«Здравствуй! Трезво-православный, мой Игорёк, стремленьем славный!
После твоего письма меня в жар бросает каждую минуту. Ты почему такой дурной на всю жизнь? Немедленно уходи из своего института, со своего оловозавода!! Немедленно уходи!!! Любая работа без радиоактивности будет лучше твоей настоящей. Я умоляю тебя, Игорь! Пожалей себя, свою дочку, жену… и меня, конечно, пожалей. Ты там наверняка заработаешь лучевую болезнь, если уже не заработал. Два года трудиться за пятак в день в условиях тюремных шахт??
Игорёк, милый! Ну, неужели ты такой дурачок? Я хотела тебе длинное письмо написать, но не могу. Меня всю трясёт от неожиданной твоей глупой покорности. Увольняйся из института немедленно, если в тебе осталась хоть капля здравого смысла. У меня на работе всё из рук валится, когда я вспомню твоё письмо. И как тебя любить такого, бесцельно верного, дурного? Ты выполняешь приказ министерства? Ты хочешь отработать три года в тюремных условиях?
Всё! не могу больше о тебе писать. Буду о себе… Я сама в больших раздумьях… смотрю на нас с тобой. Неужели так медленно люди созревают до своей настоящей любви? Ужас! Так всё человечество может выродиться напрочь.
Я чувствую, что сильно изменилась. Как-то сразу и очень. Мне хочется подчиняться тебе, и я даже заболела. Спасай! Мне нельзя болеть! У меня сын.
Скажи, умный! Что со мной?
Прости за важный для меня вопрос. Но я чувствую, что моему сердцу нужен более длительный разговор, прямой контакт и совместное общение. Прости, если потревожила.
Твоя сердитая до бесконечности Марго».
В письмо были вложены две вырезки из русскоязычных газет и одна небольшая вырезка из газеты на польском языке. Там приводились первые признаки лучевой болезни и известные на то время профилактические мероприятия.
В Симферополь Лебедев прилетел в глубокой задумчивости. До конца отпуска оставалось всего десять дней.
Дядя
