испугался. В общем, за дурную голову всегда отвечает задница… Зато с тех пор я не канючил.
Ну, а боялся я отца и раньше этой экзекуции. Причём ни до, ни после этого отец больше меня ни разу не ударил – ни ремнём, ни рукой, ни ногой. Один раз врезал – а запомнилось на всю жизнь.
Продукт домостроя и сталинской эпохи
Можно сказать, что отец был типичным продуктом и семейного домостроя, и бытового бескультурья российской глубинки, и, в тоже время, продуктом сталинской эпохи, которая, пытаясь лепить «нового человека», нередко ломала судьбы.
В 1929 году, когда на селе произошло «головокружение от успехов» коллективизации, а за околицей началась индустриализация, отец уехал на бакинские нефтяные промыслы. Тогда вообще начался массовый исход крестьян в города. Далеко не все захотели «горбатиться» на непонятный колхоз. А в городах была нехватка рабочей силы, и можно было легко найти стабильно оплачиваемую работу.
То ли как человек с хорошим для тех лет образованием – семиклассным, то ли по молодости (ему минуло только шестнадцать лет), отец получил там место библиотекаря. Благодаря этому стал начитанным.
Кстати, скорее всего именно в Азербайджане он и закончил семилетку. Ведь в Сергиевке он мог получить только начальное образование. А в соседние города отпускать его дед вряд ли согласился: и терять рабочие руки не захотел бы, и, тем более, нести расходы за автономное проживание сына, слишком молодого для такого проживания и способного на непродуманные поступки.
Когда отец вернулся в родное село из Баку, не знаю. Скорее всего, в 1933 или в 1934 году. Почему – тоже мне неизвестно. Может, затем, чтобы жениться на хозяйственной сельской девушке?
Со своей будущей женой, моей мамой, он не «дружил», то есть не встречался, не гулял по деревне и за околицей, не провожал, не дарил цветов, даже полевых, не объяснялся в любви. Да и была ли любовь? Просто присмотрел её в деревне, и, видимо, она в наибольшей степени подходила под Семёновы понятия о достойной и верной спутнице жизни, ну и по возрасту. Как рассказала мама, однажды он подошёл к ней, твёрдо взял под локоток: «Будешь моей женой!» Будущая супруга не смогла даже пикнуть: так боялись в деревне «Ерёмкиных» (деревенское прозвище Панковых). Потом – сваты, свадьба. Брак зарегистрирован в 1934 году.
Отец не привёл молодую жену в родное гнездо, он предпочёл жить примаком – у тёщи. Хотя в этой избе жили ещё четверо подрастающих Бросалиных. Почему сделал такой нетрадиционный для села выбор? Может, у моего отца, помимо всего прочего, не сложились отношения с мачехой? Вряд ли: тётка Домна была простовато-грубоватой, но беззлобной и трудолюбивой. Вышла замуж за деда, когда после смерти его первой жены у того на руках осталось пятеро шустрых «цыганят»! И она их всех выходила, как своих! А свой ребёнок был только один – дочь Елена, женщина не с панковским характером, мягкая, нерешительная, так и не вышедшая замуж, хотя и родившая дочку Зину.
Скорее всего, отец решил
