на краю стола догорала, освещая ту половину лица женщины, что была бела и прекрасна, погружая во мрак комнату и душу, отправляющуюся в последний путь.
Бежав от своей родни и от своего врага, Дженет Джорди Дуглас оказалась на окраине Хаддингтона в минуту слабости – после долгих попыток найти работу, пойти в услужение, после того, как подошли к концу деньги Изабель Хоппар, остаток которых она в полном отчаянии предложила – с собой вместе, в любом смысле – нормандскому врачу за то, чтобы он исцелил горячку у Джейми. Ее навыков и трав не хватало, чтоб сбить жар, терзающий мальчика уже четвертые сутки. Больше всего она боялась, что суровый француз, чей нрав был широко известен в округе, прогонит ее прочь, заподозрив у ребенка потницу. Тогда бы они умерли вдвоем где-нибудь в канаве, потому что одно название этой заразы обращало в бегство любого. Однако мэтр Ренье, взглянув на нее, как на умалишенную, довольно грубо выразился на родном языке в ответ на предложение, сунул обратно ей в руки кошель с горсткой монет, снял с ее груди ребенка и вошел с ним в дом – словно ни одна потница не могла в принципе покуситься на твердокаменного уроженца Нормандии. А следом за ним, торопливо благодаря, в дом вошла и она, чтобы остаться тут – незаметней всех незаметных теней, сиделка, служанка, посудомойка, составляющая новые снадобья женщина-смерть. Ибо в дом мэтра Ренье приходили также и с этим.
Хозяин не задал ни вопроса, откуда она пришла и где научилась – когда подсказывала местные названия трав или их сочетания. Он ни разу не оборвал ее на слове совета, если она осмеливалась, хотя и выслушивал с усмешкой на губах. Казалось, она забавляла его – не как женщина, но как курьезное проявление воли Творца, спущенное на землю в женском обличье. И ни разу не посягнул на то самое обличье, ибо жил монахом – и в плане распорядка дня, и в смысле отсутствия в доме женской руки. Это показалось бы Джен странным, если бы не вызывало такого чувства облегчения и благодарности в ней самой. Будь в доме хозяйка, ей не задержаться бы здесь и пяти минут – с ее-то сомнительной репутацией и бастардом; будь хозяин в этом плане похож на нормальных мужчин, ей… не задержаться бы здесь вообще. А так – что могло быть лучше? Безвестность, тьма, тишина, травы, свет масляной лампы на столе в ее каморке, сын, спящий на сундуке в углу комнатки, наконец-то растущий возле нее, не на руках кормилиц… Тишина, тьма, безвестность, и только одно, что не могла она исцелить в себе самой вот уже два года, ибо тот случай открыл в душе не только мрак смерти, но подлинный мрак ада.
Обычно Дженет Дуглас спасалась работой до упада или молитвой до бесчувствия, когда душа ее почти отлетала в небеса. Но иногда какое-то происшествие, незначительное само по себе, вдруг оказывало на нее действие почти фатальное. Наверное, дело в том, что человек, привезший умирающую женщину, показался ей чем-то знаком, она могла его где-то видеть. Но где? Оставив мэтра Ренье с умирающей, Джен спустилась к себе, захватив нож, ступку, пестик и мешочек с травой – стебли болиголова… их надо было очистить перед тем, как растереть.
