удивился Герман.
«Комната при библиотеке, – уточнил Аркадий. – Чтобы попасть в нее, нужно пройти через читальный зал. Окно? Да, окно там есть. Вот и хорошо. Только сначала придется вынести оттуда макулатуру, сделать уборку, повесить шторы, занести мебель… – И расхохотался, глядя на то, как расширяются глаза Германа. – Да уж, это тебе не левой кнопкой мыши щелкать!»
Осмотревшись на новом месте, Герман призвал на помощь Кирилла и Леонида и втроем они за час освободили помещение от макулатуры, которую позже автослесарь Толик отвез на фургоне в поселковую библиотеку. Лера помогла сестре сделать влажную уборку и до блеска отмыть окно, вспомнила, что у нее в кладовке должен быть запасной карниз для штор, сбегала туда и вернулась с карнизом, шторами, стремянкой, электрической дрелью и сердитым Аркадием, не понимающим, почему он должен принимать участие в этой вакханалии, неужели пятеро взрослых людей не в состоянии обойтись без папочки.
Да, терпеливо соглашалась Лера, но стремянка малость кривовата и стоящий на ней взрослый человек, занятый просверливанием капитальной стены при помощи дрели, рискует навернуться и переломать себе все на свете, если кто-нибудь не возьмет на себя труд его подстраховать. Женщина с этим не справится. Просто не удержит летящего вниз мужика с дрелью. Упадет вместе с ним и тоже переломает себе все на свете. Герман не справится тоже, если летящим с дрелью мужиком окажется, к примеру, Кир. Леонид честно признался, что когда стоит на стремянке, у него кружится голова, если же поручить это Герману…
На этом месте Герман, исследующий коробку с шурупами, затрясся от смеха и напомнил всем присутствующим бородатый анекдот про лампочку. Сколько требуется кантри-исполнителей, чтобы поменять лампочку? Пятеро. Один будет вкручивать новую лампочку, а четверо – петь под гитару о том, как хороша была старая. Или. Сколько требуется фрейдистов, чтобы поменять лампочку? Двое. Один будет держать лампочку, а другой…
Кир поспешно вышел вон, чтобы отсмеяться в читальном зале, подальше от Аркадия Петровича. Леонид, глядя в сторону, засвистел «сердце красавицы склонно к измене». Нора и Лера, дружно фыркнув, закатили глаза. Всем было известно о странном, амбивалентном отношении доктора к Герману, и тот, кто не опасался докторского гнева, не упускал случая проехаться на этот счет. В том числе сам Герман. Нора подозревала, что таким образом он старается побороть неловкость, вызванную бесспорным фактом: в его присутствии Аркадия обуревают желания, которые сложно назвать целомудренными, желания эти Аркадий отлично осознает, злится на себя, злится на него, но ничего не может с этим поделать.
На попытки обсудить вопрос без пошлых шуточек Герман реагировал по-разному: то вспоминал о неотложных делах и под этим предлогом удирал, то сердито фыркал, то угрюмо отмалчивался. И только однажды признался, что его бесит не желание Аркадия как таковое, а идиотские поступки, которые тот совершает на фоне обострения этого
