же не психометрист. Сам говорил.
– Да. В смысле нет. – Он улыбается, щелкает зажигалкой. Нора подставляет ему пепельницу. – Не психометрист. Но все равно хочу первым осмотреть его, когда найду.
Не если найду, а когда найду.
– В том, что ты сам найдешь кольцо, у тебя сомнений нет. А в том, что его без тебя найдут Александр и Николай…
– Есть сомнения, да. Ты угадала. К тому же я вовсе не уверен, что Николай согласится лезть туда опять вместе с Сашкой, да еще за кольцом, о котором я вспомнил в трансе. – Слегка усмехнувшись, Герман стряхивает пепел с кончика горящей сигареты и глубоко затягивается, щуря уголки глаз. – А допустить, чтобы Сашка полез один, я не могу. Там есть места, где нужно помогать друг другу.
– Тот парень полез один. Который погиб.
– Вот именно. Знал, не мог не знать, что это опасно, что это запрещено, и все равно полез. Зачем? Искал место встречи двух лабиринтов?
– Прямо детективная история какая-то получается.
– Ладно, – говорит Герман, зевая. – Пойду-ка я умоюсь. – И, смяв окурок в пепельнице, начинает подниматься на ноги. Это удается ему не с первой попытки. – Проклятье! Как меня приплющило! Нет-нет, дорогая, не надо… я сам.
Полчаса спустя они уже лежат, обнявшись, на кровати, которая вообще-то считается кроватью Норы, но частенько случается так, что после всех приятных забав Герман закрывает на минуточку глаза и открывает их только утром. Тяжелая рука Германа – Нора не раз убеждалась в том, что его эльфийская хрупкость обманчива, – лежит на ее груди, шею обдает горячее дыхание. Под розовым пуховым одеялом уютно, как в гнезде. С улицы через открытую форточку доносится уханье сов, и больше – ни звука.
– До сих пор не пойму, – вполголоса говорит Нора, лежа с открытыми глазами в кромешной темноте, – что на меня нашло. Путаюсь с мальчишкой. Десять лет разницы! Это что, нереализованный материнский инстинкт?
– Так реализуй его, если это тебя успокоит, – фыркает Герман.
– Что?
– Хочешь, я сделаю тебе ребеночка? – предлагает он невинно, и лишь слабое подрагивание его худого мускулистого плеча выдает сдерживаемый смех.
– Герман! Не говори ерунды!
– Не хочешь? Значит, материнский инстинкт здесь ни при чем.
– А тебя что заставляет путаться с женщиной, которая…
– …мне в матери годится? Полагаю, моя инфантильность. Я угадал?
– Это напрашивается само собой.
– Старина Фрейд в гробу перевернулся.
– Фу! С тобой невозможно разговаривать.
– Тогда давай трахаться и спать. У меня завтра ранний подъем.
– Нахал мальчишка, – лицемерно негодует Нора. – Нахал!
И совы за окном подтверждают: угу!.. угу!..
Герман еще раз внимательно осмотрел кольцо и аккуратно положил на маленький целлофановый пакетик,
