стадиона будет стоять эшелон болельщиков, словно это был тот финальный матч, в котором проиграл «Шахтер», а их, привезенных для поддержки, держали на подъездных путях, а к стадиону и обратно везли автобусом, с осторожностью, чтобы не быть атакованными киевскими фанами. Это будет хорошо оплачено, сказал Леонид, не дожидаясь вопроса, но предвидя. Виктор удивился про себя – как же это он не только не спросил, но даже не подумал о такой важной детали, которая тонко подчеркивала личное отношение к делу. Он не хотел затевать игру с кумом, не видя в этом смысла. Было азартно. Запершило в горле от застрявшего комочка, но на тарелке еще лежала закуска в виде колбаски, сыра, нарезанных тонкими ломтиками вдоль просторного широкого фарфора, подтаявшие дольки лимона искрились в соку под сладкими кристалликами, да и в бутылке еще оставалось – он смахнул с горла пыль холодной густой горчинкой с оттенком сивушных эфиров, выдерживая паузу, – а твоя роль в этом действии? Должен собрать группу, уже есть около дюжины дюжих мужиков, я не настаиваю, как хочешь, но, если хочешь… Виктор не хотел. Когда? – спросил он. Завтра. Завтра он долго не мог договориться с женой, которая наотрез была против, но, поговорив по телефону с кумой, выслушала ее доводы, по-женски нехотя уступила. «Будь на связи и никуда не лезь», – только сказала она, крестя и целуя в лоб. Он ответил чмоком в нос, который оказался ближе всего остального, даже не пытаясь подвернуть шею, чтобы дотянуться до губ.
С Леонидом и другими они встретились на перроне, где упрямо стоял состав, ожидая чего-то, возможно, действа. Действа не было, и статный среднего возраста старшой, с глянцевыми от румянца щеками, сплюснутым от поломанных хрящей почему-то одним ухом, разочарованно крикнул все заходим. Виктора повели в вагон, где он сразу выбрал верхнее место и принялся укладываться, наскоро поздоровавшись. Вагон был плацкартный, то и дело входили и остальные, шумно располагались, заполняя объемы сигаретным и еще без закуски дыханием. Все четыре места теперь были заняты, Леонид оказался через перегородку, но очень скоро вышел и направился к старшому в купе проводников. Внизу как-то быстро вспыхнуло, ему предложили, и он принял, даже присел. Юра, – представился первый, шустрый, видимо, малый, который занимал своим вниманием гораздо больше пространства, чем его физическая субстанция. Забормотали остальные: Доня, Петрович. Юра наливал, небрежно выравнивал уровни, оставляя на палец для волнения и удобства опрокидывания. менделеевка пробудила в нем ораторство и мысли – заговорил о сволоче-начальнике, который подворовывал «упряжки», о продажном профсоюзе, о тех погибших, когда сколько раз говорили о непомерно далеко зависшей бутовой кровлей, но всем было некогда, нужно было гнать план, и уже на наряде начальник участка принял решение вот-вот, завтра в первую смену усилить крепление, а во вторую принудительно сажать, и бригадир умными розовыми щеками затряс, закивал, сдвинул соломенные брови, – а в третью смену оторвался песчаник и отрезанным аккуратно куском пирога ухнул за
