кивнула, принимая ответ, и спустила руку ниже – на животик. Спустила, да и вздрогнула – яд там был. Яд!
– Не своим молоком вчера накормила, да? – уже зная ответ, спросила я.
И ответ зная, и что молоко то не только дитятко пило – то-то слишком бледным мне старший савранов сын показался…
– Подойди, наклонись, – приказала я женщине.
Та приблизилась осторожно, поклонилась, я ловко ладонь на ее лбу разместила – жар. Пока не явный.
– И ты молоко то тоже пила, – очень тихо сказала я.
Жена Саврана выпрямилась да и стала белая, как саван. Что ж, до савана их всех один шаг и отделял.
Женщина пошатнулась, опустилась на пол обессилено, и прошептала бледными губами:
– Свекровь-матушка принесла поутру. Сказала молоко в священном храме благословенное, от всех хворей и невзгод поможет…
Значит нет у Саврана больше ни матери, ни отца-кузнеца…Жаль, хорошие люди были. Очень жаль, да печалиться времени нет, нужно живых спасать.
Я клюку к себе поманила, а едва прискакала та, тихо приказала:
– Лешего позови.
Она кивнула и поскакала приказ выполнять. Не то чтоб я сама лешего позвать не могла, но далеко сюда идти, пока явится долго будет, а клюка ему сходу заповедную тропу откроет.
Дети на волшебство смотрели со смесью живого интереса и благоговения, а вот жена Саврана глядела только на меня. В глазах ее дрожали слезы, губы были белыми как у мертвеца, а спросить она боялась. Понимаю, о таком спрашивать страшно. Говорить страшно тоже, но я сказала:
– Тебя и старших спасу, а Митяя… не знаю.
Опустив голову и едва не взвыв, женщина вдруг отчаянно попросила:
– Детей, детей спаси сначала!
Укоризненно поглядев на нее, спросила:
– Совсем сдурела? Ну спасу я детей, а кто о них позаботится? Детям мать нужна.
Женщина сникла. А затем тихо, едва едва слышно, словно ветер донес издали, прошептала:
– А Савран?
– Коли вернется в Заповедный лес пущу, из Заповедного леса куда нужно выведу… я не бог, женщина, – так же тихо ответила ей.
– Уля, – поправила она.
– Я не бог, Ульяна, – приняла своеобразное знакомство, и закрыла глаза, осторожно вторгаясь в тело ребенка.
Яд был в нем. Окрасил мертвым цветом стенки крошечного желудка, пытался прорваться в кровь, но кровь горела, организм старался сжечь заразу из последних сил. А сил тут требовалось… А примерно столько же, сколько и когда границы леса расширяла. Тут оно как – лес, это жизнь, и тут вот тоже жизнь…
Дверь распахнулась слишком резко – леший так не приходит. Не он и пришел – уверенную поступь охранябушки я различила, даже головы не поворачивая.
И когда он, пройдя в дом, поставил на пол деревянное ведро с ключевой лесной водой, лишь спросила насмешливо:
– Что, рубашки не нашел? Али по ночи
