дверь, у которой на филенках вырезаны сердечки. Доктор Траппер хранила в кладовой сыр, яйца, бекон и всякие консервы и крупы.
– Надо джем варить, – виновато говорила она летом. – Такая кладовая просит домашнего джема. – Сейчас приближалось Рождество, и доктор Траппер говорила: – Прямо неловко, что я пирогов не испекла. Или рождественский торт. Или хоть пудинг. Кладовая просит пудинга – завернуть его в ткань, насовать монеток и амулетов. – Это у доктора Траппер в детстве было такое Рождество, спросила Реджи, а доктор Траппер ответила: – Да нет, боже упаси.
Реджи считала, что кладовая ничего не просит, небольшой уборки разве что. Мистер Траппер вечно копался на полках, искал ингредиенты и сбивал ровные ряды склянок и жестянок.
Доктор Траппер («Зови меня Джо») не верила в религию, не верила «ни в какую трансцендентность, кроме трансцендентности человеческого духа», однако твердо верила в порядок и вкус.
– Моррис говорит, не держи вещь в доме, если не уверен, что она полезна, и не считаешь, что она красива, – сказала она Реджи; они ставили садовые цветы в изящную вазочку («вустерский фарфор»).
Реджи решила, что это про какого-то знакомого Мориса, приятеля-гея например, а потом заметила на полке биографию Уильяма Морриса[28] и подумала: вот дура-то, я же знаю, кто это, ну знамо дело.
Дважды в неделю приходила уборщица Лиз – все стонала, сколько у нее работы, но Реджи казалось, что у Лиз не работа, а лафа: у Трапперов все под контролем, они ж не заставляют прямо вылизывать, просто понимают разницу между удобством и хаосом – в отличие от мисс Макдональд, у которой «мусоросборником» служил весь дом: повсюду ошметки и обрывки, квитанции и ручки, часы без ключей, ключи без замков, на комоды навалена одежда, старые газеты грудами, в один прекрасный день в коридоре возникло полвелосипеда, и это не говоря о книгах, убивших целый лес. Мисс Макдональд отговаривалась скорым вознесением и вторым пришествием («Да что толку в уборке?»), но, если честно, она была неряхой, только и всего.
Мисс Макдональд «нашла» религию (один боженька знает где) вскоре после того, как ей диагностировали опухоль. Некая связь между этими событиями присутствовала. Если б Реджи заживо пожирал рак, она бы тоже небось поверила в Бога – приятно ведь знать, что кто-то о тебе позаботится; правда, Бог мисс Макдональд заботливостью не отличался, скорее наоборот – плевать хотел на людские страдания и увлекался бездумным разрушением.
У доктора Траппер в кухне висела доска, а на доске всякие бумаги – сразу понятно, как доктор Траппер жила: сертификат по легкой атлетике – когда-то она была чемпионкой графства по спринту, еще сертификат – экзамен за восьмой класс по фортепиано; и фотография («Я тогда была студенткой») – доктор Траппер держит кубок, а вокруг все хлопают.
– Я была очень разносторонняя личность, – смеялась доктор Траппер, а Реджи отвечала:
– Да вы и сейчас.
На доске висели фотографии – карта жизни доктора Траппер, Сейди давно и недавно, куча деткиных портретов, конечно, и один
Уильям Моррис (1834–1896) – английский художник, писатель, дизайнер и теоретик декоративного искусства.
