хотя, конечно, не мне говорить.
– Ну и что? Все равно ты не знаком ни с Тревором, ни с другими из «Смывайся». А говоришь так, как будто они твои лучшие друзья.
Джеймс, который стоял между Эмили и Мэтью, только и успевал вертеть головой туда-сюда, следя за ходом перепалки. Но не успел Мэтью придумать ответную колкость, как Джеймс ляпнул:
– Стиву нравится твоя прическа.
Вспомнив о присутствии Джеймса, Мэтью опустил подбородок.
– Правда? – Брат поправил свой кривобокий ирокез. Этим утром к нему добавились три выбритые полоски над левым ухом. – А кто это – Стив?
Джеймс показал на торчащий на затылке непокорный хохолок.
Мэтью изучил хохолок и кивнул.
– У Стива хороший вкус, – сказал он.
Задребежал колокольчик. На вершину холма выполз красный с бежевым вагончик, еще раз звякнул и остановился на перекрестке. Эмили не знала, как полагается в него садиться и кому платить, но Джеймс взял дело в свои руки: поднялся на платформу и показал кондуктору проездной. Путешественники сели на деревянную скамью, которая шла снаружи вдоль борта фуникулера, и оказались лицом к тротуару. Мэтью хотел снять видео поездки, поэтому садиться не стал и встал рядом, держась одной рукой за столбик крыши.
Когда вагончик дернулся и пополз вперед, Эмили покрепче вцепилась в скамью. Не было ни ремня, чтобы пристегнуться, ничего. Впрочем, она почти сразу расслабилась и поняла, что падение ей не грозит.
Джеймс то и дело тыкал пальцем вокруг, и все, на что он показывал, сопровождалось какой-нибудь историей. Вот химчистка, ее держит Джеймсов дядюшка, он знает фокус – умеет чихать монетами. Вот огромный собор с лабиринтом, да не с обычным, парковым, из подстриженных кустов. Вот рынок, где бабушка покупает устриц на китайский Новый год.
– Ты давно здесь живешь? – спросила Эмили.
– Всю жизнь.
– И больше нигде не жил?
– Нет, всю жизнь в одном и том же доме. Моя семья живет в нем с незапамятных времен. Кажется, дедушка его купил в шестидесятые. Когда мама была маленькой, она спала в комнате, которая теперь моя. А еще до дома в городе жили мои прадедушка с прабабушкой, которые приехали из Китая.
Эмили попыталась вообразить, каково это – год за годом жить в одном и том же доме, ступать по одним и тем же улицам, ходить в одну и ту же школу и знать, что поколения твоих предков делали то же самое. Выходила какая-то мешанина из разрозненных кусочков всех тех мест, где ей довелось жить: залитая солнцем плитка на полу кухни в Нью-Мексико, камин в Колорадо, который можно было зажечь выключателем, выложенный сланцем коридор в Коннектикуте, крытая ковром лестница в Южной Дакоте – по этой лестнице они с Мэтью скатывались на пятой точке.
– Я жила на одном месте самое большее три года, – сказала Эмили. – И даже ничего про это не помню. Я тогда еще только родилась.
– Серьезно? – В голосе Джеймса не было ни капли насмешки, но Эмили все равно ощетинилась. Она совсем забыла, что окружающим
