от гурьбой устремившихся с горы товарищей. Низ живота болел. Дома сразу же определили, что я схлопотал себе грыжу. Долго журили за то, что не уберёгся. Осуждали взрослых, работающих на току и не следящих за детьми. Ещё ругали кладовщицу. Дедушка даже сказал, что обязательно завтра днём заедет на ток и всё ей выскажет. Кушать мне не разрешили, заставили помыть ноги и уложили спать.
На следующий день оставили дома. Угнетало ощущение вины. Я понимал, что не должен был стараться с маху, одной рукой поднимать ведро с зерном через высокую перегородку, подражая большим парням. Что я подвёл тетю Иру и колхоз и домашним доставил много хлопот лишних. Когда стоял, сидел, и при тихой ходьбе боли не было. Но когда кашлял, в паху надувался пузырь, боль становилась резкой и не проходила до тех пор, пока я не заталкивал содержимое этого пузыря внутрь.
В понедельник утром мама повела меня в медпункт к Полине Артемовне. Перед крылечком медпункта и на скамеечке под кустом сирени собралось уже несколько женщин и детей. Два старика сидели отдельно на пригорке и о чём-то не спеша беседовали. Когда мы подошли и поздоровались, тетя Акулина спросила:
– А вы, соседи, тоже захворали?
– Да Женька грыжу себе достал на засыпке зерна в колхозе, – пояснила мама.
– Раньше хозяин бы не поставил дитё на непосильную работу. А колхозу всё равно, что малые, что старые… Лишь бы горбатились, – со вздохом заметила старенькая бабушка.
– Что, уже и в колхоз засыпают? – спросила у мамы другая тётя. – А то только в поставку возили. Там, в конторе, вы ближе к начальству, не слышно, по сколько в этом году хлеба выдадут колхозникам?
– Не знаю, – пожала плечами мама, – как в районе решат, так и будет. Там ведь грамотных много и РайЗО, и СНК. Каждый вечер сводки отправляем. Сейчас пока разрешили семенной фонд засыпать. И в фуражный тоже не только отходы, но и 35% зерна разрешили засыпать. Потом наверно и в фонд распределения разрешат.
– У нас уполномоченный обедал, так говорил, что в этом году больше, чем 600 граммов на трудодень не разрешат.
– А чего ж в прошлом году по 2 килограмма выдавали?
– Да-а-а. По стольку, как в прошлом, мы никогда хлеба не получали!
– А по сколько это будет на каждый двор?
– Ну, ты чудная, а скольких из твоего двора на работу гоняют? Дворы разные, в одном только солдатка вдовая, да те, что только летом трудодни зарабатывают. А в другом и по 5 человек круглый год на трудоднях сидят.
– Вон у Чередниченка Нинка семилетку закончила и в телятницы определилась. Так их теперь шестеро круглогодичных. Наверно, уже богаче кулаков были, если бы на займы2 не заставляли подписываться. Зато хлеба получат на трудодни больше всех… И птицы вволю смогут держать, и свинью не одну можно прокормить.
– Сколько ж
займы» в колхозах в ту пору денежная оплата осуществлялась после завершения календарного года, когда принималось решение, по сколько выдавать денег на каждый заработанный трудодень. При этом соблюдалась видимость демократии, колхозу устанавливали величину фонда распределения финансов из числа его доходов. А на общем собрании колхозники решали, какую часть из этой суммы оставить на срочные непредвиденные выплаты для исключительных случаев, а основная часть направлялась на денежную оплату труда колхозников. В зависимости от успехов в хозяйствовании в разные годы приходилось от 8 копеек на трудодень, и почти до рубля доходило в удачные годы. Но втечение года финансовыми органами страны велась очень настойчивая работа, сопровождающаяся даже некоторыми репрессиями местного масштаба, по распространению облигаций внутреннего государственного займа. Колхозников убеждали авансом, под будущие денежные выплаты, приобретать облигации. Обычно утверждая, что денежная оплата в этом году будет очень высокой. Компании по распространению облигаций были многократными и настойчивыми. Очень многим колхозникам при денежном расчёте порой не хватало распределённых денег для погашения долгов по приобретённым облигациям. Их долг переходил на следующий год, но зато они получали возможность отказаться от подписки в следующем году. Заём осуществлялся сроком на 20 лет. Зато по номерам и сериям облигаций осуществлялись розыгрыши денежных призов, таблица которых печаталась в центральных газетах. Ходили слухи о том, что некоторые выигрывали не только по несколько сотен рублей, но и по несколько тысяч. Про нашу семью тоже говорили, что мы по облигации выиграли неимоверную сумму в несколько тысяч рублей! У меня об этом не раз пытались разузнать не только сверстники, но даже и взрослые. Дедушка объяснял, что люди так думают, потому что у нас благодаря пасеке и деньги водились на черный день, и за нашей одеждой мама всегда следила, что бы мы одеты были чисто и опрятно. И потому, что дедушка для дома всё сам умел делать – и столярничал, и прялки делал, и бочки собирал, и станок сделал для витья верёвок, и кожи выделывал, и сапоги сам шил по колодкам, которые выстругивал отдельно для каждого члена семьи по его ноге.
