собрался? Зря. И дня не проживешь. Сразу арестуют. Сейчас милиция стала…, – он не нашел подходящего слова. – О-го-го! Быстро сообразят, что к чему.
– Вместе с тобой, Микола. Только вместе, – улыбнулся Гавзов. – Ты мне одежку тоже сегодня справь. Не броскую, но и не абы какую. Ну, к примеру, выходной костюмчик чиновника средней руки. Пиджачок, брюки, ботиночки. В морской форме расхаживать, сам понимаешь, не могу себе позволить. Вот, кстати, посмотри, – он достал из нагрудного кармана фотографию и показал Дымову.
Дымов посмотрел на Павла с легкой настороженностью.
– Что-то похожее?
– Желательно.
Миколе было как-то не по себе. Вчерашнее удивление от неожиданного воскрешения приятеля прошло. На смену ему где-то еще глубоко в душе, но уже отчетливо зарождалось чувство опасности. Давно он такого не испытывал. Пожалуй, с того дня, когда в далеком двадцатом сидел в коридоре, ожидая допроса у Озолса. Но тогда, слава Богу, пронесло. И даже с выгодой для него обернулось. Но сейчас. Сейчас, все как-то по-другому. Где-то внутри у Миколы появился страх, напомнив о себе легким ознобом и враз вспотевшими ладонями.
– Ты, чего это, дружище, загрустил? – Павел укоризненно посмотрел на приятеля, чувствуя, что с тем что-то происходит. – Нечего раньше времени волноваться. За меня не беспокойся. Документы у меня качественные, подлинные. Ляпин Федор Григорьевич теперь я. Российскими органами документы выписаны. Да и внешне, как ты заметил, я уже далеко не тот Павел с румяными щеками, – проговорил он, стараясь успокоить Дымова и с аппетитом обсасывая хребет селедки.
Начиная с того момента, как Микола вчера оставил Гавзова дома и ушел на дежурство, тревога в его душе все нарастала. Понимая, что Гавзов не поступил бы опрометчиво и не пренебрег бы мерами безопасности, Дымов все равно продолжал накручивать себя, мысленно представляя, как снова оказывается на допросе в ОГПУ. Хорошо, что на службе за всю ночь никто не обратил внимания на его странное состояние.
От последних слов приятеля, а особенно от созерцания, как тот с аппетитом и безразличием к кажущейся ему опасности, обсасывает рыбьи кости, Дымов почувствовал огромное облегчение. От добродушного и какого-то домашнего Пашкиного взгляда ему стало спокойно, а сжимающий всю грудь холодный страх отступил. Напряжение спало, а на его лице проступила едва заметная улыбка.
– Ну, и очень хорошо, – произнес Павел, увидев в Дымове такие нужные для него перемены.
– Ты как с Соловков тогда сбежал? – неожиданно и довольно небрежно спросил Микола. – Говорили, что погиб при побеге. И где жил-то все это время?
– Хороша рыбка. Я вот в Норвегии сколько жил, сколько рыбы там переел, а такой вкусной не доводилось, – будто не обращая внимание на вопрос Миколы, произнес Гавзов.
Он с удовольствием облизал маслянистые пальцы и подмигнул Миколе.
– Люблю с утра поесть. Ты, картошку-то сам садишь?
Дымов покосился на приятеля
