от учёбы следовало строжайшее наказание.
Правда, Ефим знакомился с буквами ещё раньше, когда работал помощником мастера на винокурне. Тогда управляющий Функ готовил из Гриня замену мастеру Аникею Никитичу Прокоповичу и заставлял учиться. Но ученик не очень-то был прилежным. А вот в армии – другое дело: ротный наказывал за плохую учёбу, и парни старались. Куда денешься? Чем под винтовкой на жаре стоять, лучше буковку-другую выучить. Так и осилили грамоту. И теперь, прежде чем свернуть из газеты папироску, Данила просматривал, что там написано, и только после этого крутил самокрутку. Ефим, тот ещё бойчее читал, чем друг. Вот и думай теперь: прав был покойный Саблин или нет, когда заставлял учиться своих подчиненных.
Глава 3
Глаша и Марфа попеременно выглядывали на улицу, высматривали Данилу с Ефимом. Обещались прийти в гости, но всё никак не придут: то ли заблудились, то ли кто-то другой дорогу перешёл им?
Первый раз третьего дня встретились на улице, даже в дом не зашли. Постояли, поговорили, и парни разошлись каждый в свою избу. Сказали, что зайдут позже с очень серьёзным разговором. Договорились на сегодня. Вот девчонки и готовились к гостям, хотя вслух не говорили об этом, боясь сглазить, а делали уборку в доме, во дворе, готовили, как будто такое они проделывают каждый божий день.
Стол накрывать загодя не стали, из суеверия, но все готовки уже ждали своей очереди, своего часа. Тушёная с мясом картошка томилась в печи, солёные грибочки, малосольные огурчики, мелко нарезанные кусочки сала, козий сыр, литровый кувшин вишнёвой наливки стояли в задней хате на скамейке за шторкой. Только свежевыпеченный хлеб лежал на столе под домотканым рушником, да чарки выставили на подоконнике.
Марфа в который раз фартуком смахивала невидимую пыль со скамейки, то хватала веник, то опять и опять пыталась подмести и без того чистую хату. Глафира если не выбегала на улицу, то неотрывно смотрела в окно, нервно теребя кончик платка. Волновались, ждали Ефима и Данилу, выбелили избу, вычистили. Во дворе выгребли до земли граблями, промели дорожки, речным песком посыпали.
Почитай, с малых лет живут девушки одни. Старшей Марфе было тринадцать, а Глашке – двенадцать лет, как их мамка с папкой утопли в Деснянке. Да и утопли-то как! Вместе. Взялись за руки, прижались друг к дружке, да и прыгнули с берега в омут. Так и нашли на второй день обнявшимися на отмели, куда их вынесла река.
Разные толки ходили, молва долго не утихала, и так и этак судачили люди. Но одна версия больно походила на правду.
Мамка красавицей была, да такой красавицей, что пан Буглак не давал ей проходу, всё норовил усадить в пролётку, увезти в укромный уголок, то зазывал в покои, обещая манну небесную. А она противилась и однажды при всех ударила пана по лицу, когда тот стал её лапать на кухне, где женщина работала посудомойкой.
Мало того, исцарапала его, оставив на панском лице глубокие шрамы от ногтей. И это всё при прислуге-то!
Муж,
