я ладьи с войском обратно на юг.
– Стало быть, Святослав возжелал под корень извести хазар, – усмехнулся боярин Каницар. – Что ж, дело стоящее!
До позднего вечера с кораблей сгружали захваченные в чужой земле богатства. Золотую и серебряную монету, рассыпанную в сундуки и опечатанную княжеской печатью, на возах доставляли в княжеские терема.
Туда же везли золотые кубки, блюда и чаши, уложенные в мешках. Скатки дорогих восточных тканей кучами наваливали на повозки, которые усталые лошади тянули вверх по улице от пристани к детинцу. Обратно к причалу порожние телеги катились быстро, грохоча колесами на ухабах. Молодых восточных рабынь в странных для славян одеяниях под присмотром Свенельдовых гридней препроводили в старый Аскольдов терем, где уже давно никто не жил.
Иноземные купцы с жадными глазами толпой ходили за Свенельдом, предлагая ему звонкую монету за тюки с тончайшей шерстью, за вороха богатых одежд, за конскую упряжь, отделанную серебром, за глиняные и медные расписные сосуды, за персидские ковры, за юных рабынь, за корзины, полные восточных сладостей… Свенельд только отмахивался от назойливых купцов, говоря им, что ему сегодня не до торговли.
– Приходите через денек-другой, гости дорогие, – молвил купцам Свенельд. – Так и быть, уступлю вам лишнее добро по сходной цене.
Улеб остался недоволен тем, как держался с ним Свенельд. Как будто старый варяг прибыл в Киев, чтобы принять главенство из рук Улеба. Спину перед Улебом Свенельд не гнул, нарочито беседовал с ним, как равный с равным. Улеб затаил обиду. Ныне Свенельд в чести у знати и народа, ведь он овеян славой Святославовых побед!
«Ну, погоди, старый хрыч! – негодовал в душе Улеб. – Бог даст, ты мне еще в ноги будешь кланяться! Вот тогда-то я и припомню тебе нынешнюю твою гордыню».
Вечером в тереме Свенельда собралось все киевское боярство, пришла вся княжеская родня от Рюрикова корня, молодые и старые, мужи и жены. Улеб не хотел идти на это застолье, но Сфандра уговорила его пойти вместе с ней. «Нам ведь не лишнее узнать о грядущих замыслах Святослава», – сказала Сфандра мужу.
За пиршественным столом Улеб и Сфандра сидели рядышком. Напротив них, как назло, восседала Предслава со своим отцом Гробоем. Подле Гробоя сидел боярин Каницар, женатый на Бориславе, сестре Предславы. Гробой и Каницар оба ненавидели христиан, поэтому не скрывали своей неприязни к Улебу. Предслава недолюбливала Сфандру за ее ум и красоту, за то, что Святослав всегда приветлив с нею. Но более всего Предславу уязвляло то, что Сфандра не пожелала стать ее близкой подругой. С той поры все интриги Предславы были направлены против Сфандры и ее супруга.
Выпив хмельного меда за здоровье Святослава, именитые гости пожелали услышать из уст Свенельда, как получилось, что Святослав ушел с ратью на вятичей, а войну затеял на Волге с хазарами. Свенельд, хитро усмехаясь в седые усы, стал рассказывать гостям, что Святослав давно вынашивал замысел сокрушить державу хазар. С
