ножки. Но он собрался и организованно расцвел лицом от радости.
– Наконец-то! – воскликнул он. – У руля нужны именно кристальные коммунисты, а не те, кто под видом перестройки разваливает великую державу… Хватит разгула демократии. – А затем снова перешел на конспиративное выдыхание слов, только уже более державных: – Тем более мне необходима встреча с вашим новым шефом, тем более. Я должен открыть ему глаза на ситуацию в нашей области, близкую к заговору против социализма. Наш областной прокурор при всей его показной партийности уже давно марионетка антисоветских экстремистов. Дело о паровозе – это пример дискредитации социалистических идеалов нашего народа. Разрезать на металлолом этого пробитого осколками снарядов стального героя гражданской войны и Великой Отечественной, продавать по весу кусками заслуженного ветерана первых пятилеток – это же политическая вивисекция… Пора спасать державу…
– Хотите моего совета? – спросил Пальчиков, лицемерно насыщая свой голос всем возможным воображенным теплом, еще недавно исходившим от ныне разрезанного автогеном паровоза.
– Именно для этого я и просил, чтобы из центра приехали именно вы… – напрягся зампрокурора.
– Закройте это дело о паровозе, – со слегка пугающей, преувеличенной заботливостью доброго дедушки, увещевающего неразумного внука, сказал Пальчиков.
– Это почему же? – оторопел зампрокурора.
– Это может быть неправильно понято, – отработанно придавая голосу особую мягкую жесткость, гипнотизирующе взглянул на него исподлобья Пальчиков.
– В каком смысле? – дернулся зампрокурора.
– Сочтут, что вы хотите сделать карьеру на железнодорожном утильсырье. Припишут антисемитизм, потому что главврач больницы – еврей. Не разменивайте на такие мелочи ваших крупных перспектив. У вас большое государственное будущее, – внушал ему Пальчиков, мрачновато думая: «А ведь самое страшное, что это правда. Не победят ни великодержавные удавы, ни либеральные кролики. Победят хамелеоны».
– Для меня главное не мое личное будущее, а будущее страны, – с бескорыстием, которое надеялось быть замеченным, вздохнул зампрокурора. – Как в песне поется: «Была бы страна родная…» А вот за совет спасибо. Так вы устроите мне встречу с вашим шефом?
Перед отъездом из этого города Пальчиков заехал еще раз в полиомиелитную больницу, выпил с главврачом спирта, сказал, что врачи могут не беспокоиться, – дело закрыто.
В ночном дворе больницы на земле лежали золотые окна, а в одном из них виднелся черный силуэт мальчика-подростка, сидящего на подоконнике и читающего книгу. Силуэт был несколько неправильный, какой-то погнутый, будто чьи-то недобрые руки разламывали детское тело, повредили, но до конца не сломали.
Пальчиков обошел отражение окна, чтобы не наступить на него, и, оставаясь в темноте незаметным, тихонько подошел к настоящему окну.
Мальчик, оказывается, читал вслух. Он читал другим больным
