Я должна охранять вас, Ваше Высочество.
– Все, никаких высочеств, залезай в воду. – Весело хлопаю ладонями по воде и посылаю в нее сноп брызг.
Веронея с сомнением делает еще пару шагов назад.
– Так, – делаю строгое лицо, – ты отказываешься выполнять волю своей королевы.
Против таких доводов не попрешь. Девушка, тяжело вздыхая, стягивает с себя сапоги.
– Давай, давай! Можно подумать, я тебя в дерьмо заставляю прыгать.
Сапоги, доспехи, нижняя рубаха, все, в отличие от моего валяющегося платья, аккуратно складывается в сторонке. Наконец, поеживаясь, Вея залезает в бассейн.
– Забудь обо всем и расслабься. Мы это заслужили. – Ложусь на спину и отпускаю все мышцы тела. Вода шумит в ушах, меня кружит по поверхности, и я, действительно, отключаюсь от реальности. Передо мной встает деревенский пруд и маленькая девочка, кричащая с другого берега, – Видишь, видишь, а ты не верил. Я переплыла! Я умею плавать!
Бум. Стукаюсь головой о каменный край, испуганно дергаюсь и пробуждаюсь. Рядом по грудь в воде стоит Веронея, на ее лице блуждает счастливая улыбка.
– Последний раз я купалась совсем ребенком, когда жила в доме отца.
– Кстати, а кто твой отец? – Присела в воду по самый подбородок, оставив жаркому солнцу лишь макушку.
– Он был егерем у Феррана.
– Был?
– Его запороли насмерть по приказу гранда.
Пораженная, поднимаюсь на ноги, я настолько потрясена, что позволяю себе жуткую бестактность.
– Не понимаю, ты спала с человеком, казнившим твоего отца.
Веронея смотрит на меня грустными, большими глазами.
– Он не выполнил свою работу, гранд был в праве наказать его.
Все, хватит с меня этого средневековья, никаких расспросов, от таких историй выть хочется. Настроение испорчено окончательно, плыву к ступеням и выхожу из воды. Поднимаю глаза в поисках своего халата и… Мать честная! Упираюсь взглядом в четыре пары жадных мужских глаз.
Руки автоматически дернулись в разные стороны, прикрыть грудь, низ живота, но сжав всю волю в кулак, останавливаю их. Нет ничего более жалкого, чем обнаженная женщина, пытающаяся прикрыть всю себя маленькими ладошками. Любая, даже самая красивая, мгновенно превращается в убогую, сутулую деревенскую «чухонку». Не дождетесь. Распрямляю плечи. Хотите посмотреть, любуйтесь.
Мужчины, а это Пошар, два его сына и длинный, как жердь, старик вылупились во все свои восемь глаз и, открыв рот, ошалело пялятся на меня.
Встряхиваю мокрыми волосами.
– Может быть, хотите подойти поближе, а то вам оттуда плохо видно. – Вкладываю весь сарказм и затаенный гнев, что колотится в моей груди.
– Что? – Не верит своим ушам совсем ошалевший Гани.
Первым приходит в себя Пошар и влепляет затрещину своему младшему.
– Ну-ка, брысь отсюда! Все! – Он, повернувшись и растопырив
