Лидделл. – Но за последние два месяца Эберхард отослал в Берлин не меньше семи писем, тогда как за предыдущий год лет таковых было от силы, три!
– Тогда не понимаю, чем вызвано ваше беспокойство. Попробуйте разузнать о находке Эберхардта через ваших германских коллег. Мне всегда казалось, что при всех разногласиях, европейские оккультисты, масоны и прочие розенкрейцеры всегда умели договариваться между собой…
Услышав пренебрежительное «прочие» Уэскотт дёрнулся, будто его кольнули шилом, но тут же взял себя в руки. Ответ прозвучал вполне любезно:
– Вряд ли Эберхардт и русский допустят кого-то к своему сокровищу. Видите ли, изыскания Рукавишникоффа носят… скажем так, не вполне академический характер. По-видимому, он действует в интересах некоей высокопоставленной особы. Если помните, я вам писал…
– Да, было что-то такое. – человек в маске кивнул. – Какой-то вельможа – то ли серб, то ли руританец?
– Граф Ни…
Уэскотт замолк на полуслове – профессор вскинул голову и поднес палец к губам.
– Прошу вас, Уильям, без имен!
– Даже здесь?
– Особенно здесь. У лондонских стен есть уши.
Герметист пожал плечами.
– Как вам будет угодно. Итак, граф… ну, скажем, «N»?
– Не много ли чести? – буркнул из своего кресла Лидделл. – «N» монограмма великого Бонапарта!
Профессор поворошил угли в камине короткой кочергой. Языки пламени вырвали из полумрака часть сводчатого потолка и висящий над камином средневековый щит-павезу с неразборчивым готическим девизом.
– Ходили слухи, – осторожно продолжил Уэскотт, – что «N» близко знаком с наследником германского кайзера…
– …и, подобно и кронпринцу Вильгельму, помешан на археологии. желчно ввернул Лидделл. – Он, видите ли, мечтает отыскать следы Третьей расы, следы подлинных обитателей Лемурии! Жалкий дилетант!
Уэскотт опять недовольно покосился на Лидделла. Тот перехватил взгляд и замолк, скорчив недовольную мину.
– Мы знаем наверняка, что изыскания Рукавишникоффа оплачивает именно «N». В прошлом году они встретились…
Герметист картинно умолк, ожидая вопроса. Но человек в маске терпеливо ждал, постукивая большим пальцем по подлокотнику.
– Гхм… да, встретились. Беседа состоялась в курительной комнате берлинского Altes Museum[3]. Через подкупленного служителя мы узнали, что рассказ Рукавишникоффа взволновал «N» чрезвычайно. О чем шла речь – мы не знаем, но нет сомнений, что он решил как можно скорее добраться до того, о чем сказано в манускрипте. Для этого он и задумал отправиться в самое сердце Черной Африки!
– Это вас встревожило, Уильям? – осведомился гость.
– Разумеется! С нашими германскими коллегами мы бы, как вы изволили заметить, договорились. Но этот выскочка, к тому же, связанный с Россией
(нем.) – «Старый музей», художественный музей в Берлине на Музейном острове, построен в 1830-1830-х годах для размещения коллекции произведения искусства прусских королей. В частности, там хранилось всемирно известное Берлинское античное собрание.
