при первой стычке с разбойниками станут стрелять не в них, а в своих же товарищей по несчастью и ускорят гибель и графа Ротенфельда и его денщика и даже, быть может самого Холмса.
Наконец, отчаянным казалось мне и мое собственное положение в качестве хранителя мисс Мабель.
Тем не менее, необходимо было что-нибудь отвечать. Наше молчание длилось уже слишком долго, и дальнейшая нерешительность могла показаться подозрительной.
С последней надеждой взглянул я на Холмса и к удивлению моему увидел, что веки его на мгновение опустились. Это был давнишний условленный между нами знак подтверждения. Очевидно, Холмс требовал, чтобы я согласился и на этот раз доверить свою судьбу проверенному опыту моего знаменитого друга.
– Да, план не дурен, – ответил я, наконец, Карруччи, – и если вы, граф, сами его одобряете, то нам остается только привести его в исполнение. Не правда ли, господа? – обратился я к остальным присутствующим. – Я полагаю, что никто никаких возражений не имеет?
Ни мисс Мабель, ни Макс, ни Гарри ни слова не возразили.
Через десять минут Гарри и Антонио уже готовы были к выезду из ограды башни. Я, следя за ними через окно, все еще надеялся до последней минуты, что Холмс каким-нибудь способом воспрепятствует отъезду этих двух драгоценных для нас союзников, но этого не случилось и они выехали по направлению к западу и скоро скрылись из вида,
Затем Холмс и Карруччи стали активно готовить и снаряжать группу, предназначенную для производства разведки и для борьбы с бандитами. Граф Ротенфельд вынул из своего походного вьюка прекрасный охотничий штуцер. У его денщика оказалась дальнобойная винтовка военного образца. Кроме того, у каждого из них за поясом было по охотничьему ножу и револьверу. Итальянские погонщики получили каждый по прекрасному маузеру и торжественно заткнули их за свои пояса. Сам Холмс также вооружился револьвером и прикрепил его кобуру, на виду у всех к своему левому боку.
Несмотря на свою выдержку, Ротенфельд казался крайне взволнованным. Ему, так же, как и мне, совершенно не нравилось сообщество двух итальянцев-погонщиков, в которых он не без основания видел скорее врагов, а совсем не союзников. Кроме того, его удручала вынужденная разлука с любимой девушкой, за участь которой он дрожал гораздо более, чем за свою собственную. Видя его волнение, я стал опасаться, что он открыто возмутится против подобного распределения ролей и тем нарушит весь план мнимого Беппо.
Вдруг Холмс стремительно подбежал к молодому офицеру, и услужливо поправляя ему пряжку на ременном поясе, успел что-то шепнуть ему по-немецки, а затем тотчас же отбежал с каким-то незначительным вопросом к Карруччи. Слов я не разобрал, но действие их было магическое. Молодой человек тотчас же успокоился и более никаких знаков досады не проявлял.
Карруччи снова повторил намеченный
