мне невозможной.
– Вы, очевидно, шутите, дорогой Холмс, предполагая, что я способен оставить вас в таком серьезном деле. Я настаиваю, чтобы роль доктора предоставлена была мне, так как она принадлежит мне по праву.
Холмс лукаво улыбнулся.
– Я это ваше предложение, дорогой Ватсон, предвидел, а потому с того самого момента вашей встречи уже решил, что английский турист будет именно никто иной по специальности, как доктор-этнограф. Но… взвесили ли вы все последствия и риски, способного показаться по безрассудству чрезмерным в глазах уважаемой мистрис Ватсон?
Напоминание о моей дорогой Мери несколько охладило мой пыл, но все же не настолько, чтобы заставить окончательно отказаться от мысли сопровождать Холмса.
– Нет, – решительно заявил я, – я решительно еду. Я уверен даже, что если бы Мери была здесь и знала бы обстоятельства дела, то и сама была бы не против моей поездки.
В Апеннинах
В тот же день вечером я выехал в Геную, где и должен был дожидаться приезда помощника Холмса, Гарри. Быстрота моего отъезда объяснилась тем, что по мнению Холмса я не должен был обратить на себя внимания Карруччи, который мог бы впоследствии узнать меня при встрече в Апеннинах и возыметь подозрения о моей близости к сэру Мортимеру, ставшему теперь их врагом и разрушившим план, подготовленный против графа Макса.
Таким образом, я не присутствовал на дуэли Холмса и Пескаре, но потом, конечно, узнал все ее подробности от самого Холмса. Она состоялась, как и предвидел Холмс, на шпагах на следующий день рано утром.
Секундантами были у Холмса – граф Ротенфельд, а у Пескаре – граф Карруччи. Холмс откровенно признался мне, что не рассчитывал встретить такого сильного фехтовальщика, каким оказался капитан Пескаре, и что ему стоило большого труда отбивать его искусные выпады и атаки. Под конец, однако, он ранил его, как и хотел, в правое плечо и тем самым лишил возможности продолжать схватку.
Доктор, присутствовавший при дуэли, признал рану неопасной, но требующей ухода и покоя, по меньшей мере, в течение месяца.
На другой день сэр Мортимер, сердечно распрощавшись с новыми своими друзьями-американцами Морфи и графом Максом Ротенфельдом и сопровождаемый проклятиями итальянцев, уже выехал из Монте-Карло по направлению в Марсель, Париж и далее в Лондон. С этих пор след этого почтенного джентльмена совершенно потерялся и на его месте появился некий скромный итальянец Беппо Романи, севший в Марселе на один из почтовых пароходов, направляющихся в Неаполь, перебравшийся затем в Рим и тут присоединившийся к экспедиции английского доктора сэра Уэльса, организованной этим последним в Апеннинские горы.
Стоял конец мая. Зелень деревьев и лугов была еще свежа. Даже равнины Кампаньи не успели еще принять того коричневого колорита, который присущ им в июле и августе.
