не рухнет ли после этого приключения вся его карьера? Времена, когда за успехи в тайной дипломатии давали высокие чины и награды, давно миновали. Напротив, за такие поручения мало кто нынче брался. Лишь те, кому нечего терять, или же отдельные особо отчаянные личности. Зачем же Сержу все это нужно? Впрочем, было понятно, почему. Потому что он таков, каков есть. «Я даже возьму его в Рыцари… Если все получится», – рассеянно подумал Кристоф. Почему-то он не сомневался в том, что вновь увидит Волконского. Но не тогда, когда по проторенной дорожке сюда снова прибегут Бурбоны, а несколько попозже, так скажем…
Чужая свадьба
Июнь-сентябрь 1824 г.
«Она была слишком хороша для этого мира», – строки старинной эпитафии вплетались в нежную ткань золотых облаков, нежно плывущих по закатному небу. Слишком много нежной грусти в этих словах – грусти, обращенной к той, что случайно открыла страницы книги. И слишком уж много правды. Казалось, автор – очередной, мало известный, сгинувший еще в прошлом веке, выпустив вот эту небольшую книжку, названную так, как в ту пору было модно называть романы: «Аглая, или хрупкая добродетель» или же с равным успехом «Матильда, или попранное милосердие» – обращался к ней самой, Элен Раевской, через многие годы. Слишком хороша… «Она в семье своей родной казалась девочкой чужой», – так обронил экспромтом, словно невзначай, вот этот молодой и пылкий поэт, волочащийся за ними всеми сразу – за вычетом младшей, Софи, еще увлеченной играющей в куклы. Поэт сей, возбуждавший необычайный интерес Мари, третьей дочери семейства, оставил Элен равнодушной. Ее вообще многое оставляло равнодушной из того, что интересовало ее сестру-погодку. Но подметил он это в точку. Более того, сама девушка и не любила особо проводить время с семейством. Вот и нынче, в предвечерье, она спряталась за буйно разросшимися кустами сирени, взяв с собой эту глупую книгу. В самом деле, переводить ее не стоит даже… Пустота содержания книги давала Элен повод насладиться тихим, приятным вечером, и даже густой, обморочный запах лиловых соцветьев не действовал ей на нервы, не вызывал привычной головной боли.
«Слишком хороша для этого мира», надо же… «Приметно вянет», «чахоточная дева», – ее здоровье, точнее, отсутствие такового давно заклеймило вторую из сестер Раевских. От нее ни родители, ни врачи особо не скрывали, что считают ее смертельно больной и дают ей не более двух лет жизни. Причины – худоба, не красящая никого, бледность с внезапными вспышками румянца, да эти приступы кашля и удушья, всегда внезапные, настигающие ее по вечерам, а то и заставляющие пробудиться ночью от паники. Элен и без объяснений знала, каково ждет ее будущего – докашляется до кровавой мокроты, потеряет все силы, станет неподвижно лежать в кресле или на диване, превращаясь в скелет, а затем ее наконец-то положат в гроб, обряженную в подвенечное, как пристало ее девичьему статусу, платье, отпоют в белой церковке, виднеющейся из окон их гостиной, закопают в землю и забудут – наверное, навсегда. И поэтому Элен, в отличие от ее сверстниц, никогда
