прохладное прикосновение шёлка. Да! Эту блузку я выбрала сама в прошлом году именно за её струящуюся, текучую гладкость. Мама сказала, что васильковый мне идёт, и с тех пор блузка ждала удобного случая. Решив, что одной яркой вещи в туалете вполне достаточно, я ограничилась брюками вместо привычных джинсов, а вместо кроссовок – пусть удобных, но не подходящих к брюкам – вытащила из обувного шкафчика кожаные ботинки, которые не любила за жёсткие носы. Причесавшись и затянув «хвост» повыше, я уселась в коридоре ждать звонка от Максима, глупо продолжая делать вид, что мне всего-навсего интересно, как продвигается следствие. «Не ври себе, Светка! Ты же обрадовалась, когда он позвонил! Тебя даже сигаретный дым с соседского балкона больше не бесит, а вгоняет в задумчивость…»
Додумать не дал капитан. Он позвонил и сообщил, что ждёт внизу.
Максим стоял возле парадного. Я почувствовала его запах, едва перешагнув порог, раньше, чем он обнаружил своё присутствие голосом:
– Привет, я здесь. Машину припарковать некуда, всё забито. Так что придётся побыть провожатым.
Меня сердила навязчивая помощь, но такое понимание моих внутренних «тараканов» тоже не забавляло. Неужели я настолько прозрачна?
На улице было почти двадцать градусов, птицы праздновали весну, больше похожую на начало лета, перепархивая с ветки на ветку прямо у нас над головами и оглушительно щебеча. В старых дворах, таких как в нашем микрорайоне, деревьев было много. Капитан загадочно помалкивал, просто шёл рядом, на четверть шага впереди меня, а я, сообразив, что и сама ни слова ему не сказала, начала разговор первой:
– В какое «чудесное место» поедем?
Он хмыкнул.
– Не скажу, эффект испорчу, но обещаю, тебе понравится.
– Хорошо, доверюсь вашему слову, – начала я, но Максим внезапно перебил:
– Света, может, уже на «ты»? Как-то по-дурацки получается…
Я нарочно наткнулась тростью на прекрасно известный мне провал в асфальте – каждый год его латали, и каждый год, весной, он возникал на том же месте снова – и сделала вид, что занята его изучением, медленно двигаясь вдоль края так, чтобы яма оставалась между нами. Это было трудно – объяснить капитану, почему я не перехожу на «ты». Меня пугала эта перспектива. Такое сближение – а я воспринимаю обращение на «ты» как отсутствие неких границ, сознательный допуск собеседника в своё личное пространство, туда, где становлюсь уязвимой – с капитаном означало бы, что я определилась в своём к нему отношении. А это было не так, совсем не так! Я лихорадочно соображала, как ответить, а когда мы снова оказались рядом, неожиданно для себя выдала:
– Хорошо.
– Вот и славно! – повеселев, заявил Максим и остановился.
Пискнула сигнализация, и он распахнул для меня пассажирскую дверь.
– Прошу!
Усаживаясь спиной, я придавила что-то, лежавшее на сиденье. Какой-то пакет, который громко зашуршал. Цветы?! «Что происходит?» – паническая
