парадный мундир десантника, в который облачился по случаю посещения военкомата, Юрка сделал несколько упражнений, разминая мышцы перед заплывом.
Виталий прилег на траве под ивой и молча наблюдал за другом. Да, это был все тот же Юрка Самохин, веселый парень, но почему-то сейчас рядом с ним Виталик ощущал себя неопытным подростком. От Юрки исходила какая-то настороженная стариковская мудрость. Когда они спускались к реке в поисках места для пикника, Виталик заметил, что друг ступал, немного пригибаясь, и как бы все время рассчитывал, куда поставить ногу.
Разминаясь, Самохин повернулся, и Виталик рассмотрел шрам от пули чуть ниже левой грудной мышцы. Перехватив его взгляд, Юрка машинально погладил рукой место ранения.
– Больно было?
Уловив сочувствующие нотки в голосе друга, Юра улыбнулся.
– Ты, блин, еще прослезись! Боль – ерунда. Самое страшное – неизвестность. Лежишь в госпитале и не знаешь, чем все это закончится. А вокруг парни: кто без руки, кто без ноги, кто трясется контуженный. Насмотришься всякого, и такая дрянь в голову лезет… Врач говорил, что мне страшно повезло. И пуля неглубоко, и не задела ничего серьезного. Не болит уже давно, только иногда ноет немного, – чуть помолчав, он завершил: – Вообще-то ты, Витал, правильно сделал, что от армии откосил.
– Что сразу «откосил»! – возмутился Виталик. – Во-первых, мне, в отличие от тебя, восемнадцати не было, а во-вторых, если бы я даже не поступил в институт, батя все равно бы никуда не пустил. Тебе известно, что он про Афган думает.
Лицо у Самохина помрачнело, глаза настороженно замерли.
– Знал бы ты, насколько он прав… Война, она только с виду – подвиги, слава и ордена, а на поверку это полное дерьмо, перемешанное с кровью и смертью. Так что ты батю своего благодарить должен. И, знаешь, не чеши языком почем зря. Никому, кроме органов, не интересно, что твой папаша на самом деле думает.
Григорий Иванович Лядов, отец его друга, всю жизнь проработал парторгом на шахте. Работа непыльная, зато дающая немалое влияние и авторитет в городе. Обычно с таких должностей выдвигали в райком или горком партии, и многие, с кем он начинал, пошли по карьерной лестнице выше, но Григорий Иванович никогда не рвал жилы, чтобы достичь большего. Ему тоже не раз предлагали перейти в горком, однако он всегда находил причины вежливо отказаться. Не то чтобы Лядов был лишен честолюбия, только направлял он его в другое русло, а «высоко летать» считал делом небезопасным и глупым – оттуда падать больно. Где теперь те, кто обошел его на старте и поглядывал свысока?.. А он спокойно просидел в своем кабинете до самой пенсии. Семья Лядова имела и уютный трехкомнатный коттедж в шахтном поселке, и «жигули», и все остальное, считавшееся престижным в стране тотального дефицита. А главное, за годы работы парторгом он приобрел связи. Большинство сотрудников горкома партии не имели доступа на продуктовую спецбазу, где отоваривались только партработники высокого ранга, а отцу Виталика привозили заказ прямо на дом. Связи и доступ к материально-производственной базе шахты открывали почти безграничные возможности.
Несмотря
