какое-то время. Но я уверен: совсем скоро вы сможете вернуться домой.
– Хотя, может быть, и не сегодня, – добавила Анна.
Глава 4
Бим
Бим жила со своей матерью, Элвинией Сундстрём, которая занималась реставрацией гобеленов. Бим было двадцать лет, и она училась в университете Мальмё, где изучала социальную географию. Они с матерью занимали маленькую квартирку с балконом, где летом выращивали цветы и травы: розмарин, базилик, гвоздику. Муж Элвинии, Фредрик – отец Бим, – раньше был офицером шведского военно-морского флота, но теперь, по слухам, держал гостиницу на севере страны, вместе со своей второй женой, женщиной, которая, по мнению Элвинии, разрушила ей жизнь, уведя у нее мужа – и лишив Бим отца.
– Он был слабым человеком, – сказала она как-то подруге. – Как и все мужчины. Так что ее вины здесь, конечно же, больше. Она знала, что он женат, что у него маленький ребенок; все, что ей нужно было сделать, – сказать ему: «Нет, спасибо». И что, она это сделала? Нет.
– Может, женщины тоже бывают слабыми, – ответила ей подруга.
Но Элвинию было не так-то легко сбить с толку.
– Нет, не бывают, – заявила она. – Женщины – сильные.
Поначалу Бим сильно скучала по отцу и часто заговаривала о его возвращении.
– Папа ведь скоро приедет, правда? – спрашивала она у матери. – Его корабль уже возвращается, да?
Элвинии приходилось непросто. В первое время Фредрик еще старался поддерживать отношения с дочерью – писал ей, слал подарки, но повидать ее он приезжал нечасто, а потом, спустя год, и вовсе перестал. Элвиния пыталась объяснить дочери, что отец любит ее, но ему сложно видеться с ними столько, сколько ему хотелось бы.
– Он же моряк, понимаешь? – сказала она как-то дочери. – Моряки подолгу не бывают дома, это обычное дело. У них на кораблях есть каюты с кроватями и шкафами, где они хранят все свои вещи. Такая уж у моряков жизнь, дорогая. Вечно их нет дома. Мне кажется, он сейчас на Фаррерских островах – это очень далеко. Ничего не поделаешь.
– Но я же видела его из окна автобуса, – ответила Бим. – Помнишь? Всего неделю назад. Мы ехали в автобусе и вдруг увидели его – он шел по улице, в своей форме. Я стала стучать в окно, но он не услышал, да и вообще автобус ехал слишком быстро.
– Может, это был вовсе не он, – сказала Элвиния. – Люди часто бывают очень похожи друг на друга, дорогая. Это, наверное, был кто-то другой.
Тут она чуточку солгала; конечно, это был Фредрик, но эта женщина – разлучница с севера, соблазнительница – шла рядом с ним. Уж конечно, она была с ним. Это была ложь во спасение, призванная оградить ребенка от жестокой правды и взрослого эгоизма. Но у этой лжи, как это часто случается, были последствия. Говорить ребенку, будто то, что она видела собственными глазами, не существует, – значит напрашиваться на определенные последствия для ее психики. Но что Элвиния могла поделать? Хорошо людям рассуждать, что, мол, ребенку всегда надо говорить правду, что только так они смогут примириться с тем, что мир суров, – но, размышляла она, разве это делало
