шутка стала дежурной, обязательной. То и дело откуда-нибудь слышалось басовитое «русская По-о-оля!».
В итоге её достали: она сделала короткое каре (боже, отрезать такую косу!), да ещё и выкрасила волосы в цвет воронова крыла. Что, надо заметить, её отнюдь не испортило, напротив, придало взрослого шарма и элегантности, но ирония в том, что дразнилки не прекратились. Только теперь шутники, углядев в толпе брюнетистую башку, орали так:
– Поля, Поля! Нерусская По-о-оля!
– Сволочи же! – чуть не плакала Ивашкевич.
– Ты как маленькая, ей-богу, – удивлялась я, уводя подругу, чтобы она не бросилась в драку. – Сколько будешь реагировать, столько тебя и будут дразнить! Неужели надо объяснять элементарные вещи, как маленькой девочке?
Поля пошмыгала носом и вдруг пробурчала неожиданное:
– Я так ненавижу всякий национализм, что прям на дух не выношу эту песню всеми фибрами души!
Как же я расхохоталась! Так смеялась, что в итоге Полинка тоже начала ржать. В невинной, почти детской ситуации моя новая подруга продемонстрировала страстность своих убеждений. Это выражаясь политкорректно, а если без экивоков, то я впервые начала догадываться, какого размера тараканы в голове у подруги.
К счастью, на втором курсе парни наконец-то прекратили свои глупости. Всё-таки мальчишки настолько позже взрослеют, удивительно! А Полина навсегда осталась брюнеткой. Ей понравилось.
Вернёмся к Полькиным тараканам: они маршировали в её голове стройными рядами, колоннами и под военный марш, так как все принадлежали одной породе и назывались словом «политика». По сравнению с ней я была не политизирована вообще – обыкновенная мещанка, премудрый пескарь и тот самый пИнгвин, что прячет тело жирное. Тимур (по сравнению) – эдакий умеренный демократ с уклоном в бытовое мелкотемье. Полина же настоящая «Валентина» в «сабельном походе». «Боевые лошади», «на широкой площади» – вот всё про неё. ««Поля, будь готова!» – восклицает гром». Да простит меня Эдуард Багрицкий, но образ пионерки Вали запал мне в душу с младших классов, когда меня до слёз пробрало знаменитое стихотворение. А в семнадцать лет показалось, что я встретила выжившую, выздоровевшую Валю-Валентину, только теперь она звалась Полиной и поменяла свои убеждения на прямо противоположные. Поля бросалась в политические события со всей силой молодого максимализма и горячности. Например, в ту ужасную заваруху 93-го года. Конечно, Ивашкевич выступала на стороне президента, против Верховного совета и рвалась защищать Останкино. Мы тогда здорово понервничали из-за неё.
– Как тебе только в голову пришло туда ехать! – орала я в трубку на следующий день после громких событий. – Там стреляли, дура!
– А если б все отсиживались по домам, как вы, как крысы? – не осталась в долгу Полинка. – В прошлый раз, в 91-м, мы были вместе, это тебя почему-то не удивляло и не пугало, ты просто там была! Если бы не те, кому не всё равно…
– Идиотка! –
