веков, да так и застыло, не меняясь более. Возможно, такое впечатление сложилось у меня из-за абсолютно неподвижного взгляда Лайоша Ковача. Он действительно как бы глядел внутрь себя, и не было ему никакого дела до внешнего мира. Узковатое, чуть вытянутое лицо, тонкие поджатые губы, короткие рыжие волосы и глаза непонятного цвета, отчужденные глаза человека, который однажды разглядел что-то нездешнее и навсегда внутренне окаменел, как в мифические времена превращались в камень люди, наткнувшиеся на умерщвляющий взор ужасной Медузы Горгоны.
Впрочем, все это могло мне просто казаться. Экран показывал вполне обычного, ничем не примечательного человека, только вид у человека был несколько отрешенный.
– Выключай, Ден, – сказал Патрис Бохарт и повернулся к нам. – Там история часа на два. Я ему о зондаже тех семерых – молчит. Где, спрашиваю, брали препарат – молчит. И так, с вариациями, чуть ли не до бесконечности. Бесполезно, говорю, отмалчиваться: комиссия, безусловно, даст согласие на зондаж и мы все узнаем и без вашего согласия, только мороки больше – молчит.
– Дома обыск делали? – задал вопрос Стан. Его лицо сейчас казалось не просто хищноватым, а хищным: Стан вышел на военную тропу.
– Делали. – Дубль-офицер кивнул на своих ребят. – Пусто. Показали его по всем поливизиоканалам – может, кто-нибудь отзовется. Но пока тишина. Наши ребята опрашивают всех подряд, по всему Илиону…
– А что комиссия? – спросил я.
– Санкция уже получена.
– Тогда сразу и приступим, – сказал я и поднялся. – Не возражаете, Патрис?
Патрис улыбнулся:
– Неужели я произвожу такое неблагоприятное впечатление? – Он тоже поднялся. – Ден, распорядись, а мы пойдем в «покои Мнемосины». Прошу за мной, господа.
Я и Стан вновь зашагали по пустым коридорам, ведомые Патрисом Бохартом. Рональд Ордин держался сзади, ступая мягко и неслышно; судя по этой его походке, он занимался не только кабинетной работой. «Спокойствие в Илионе – во многом их заслуга», – вспомнились мне недавние слова Патриса.
Мнемосина… Древняя земная богиня, чье имя означает: «воспоминание». Я шел и думал о том, сколько восторгов и надежд было когда-то связано с зондажем. Казалось, что мир наконец-то навсегда избавится от пороков, потому что не будет больше ничего тайного, что не стало бы явным. Действительно, кто решится на преступление, зная, что сохранившееся в клетках головного мозга воспоминание обязательно окажется проявленным? Его просто нельзя будет скрыть, нельзя будет забыть о нем, потому что человек ничего не забывает. Человеческий мозг хранит воспоминания о каждом миге жизни, начиная с рождения, хранит воспоминания о прошлых жизнях и память предков. Но все это находится в неведомых глубинах; помни человек о каждом мгновении своей жизни, он был бы просто раздавлен собственной памятью, выключен из настоящего, он перестал бы воспринимать окружающее, потеряв себя под лавиной воспоминаний. Зондаж, как думалось тогда, поможет
