короткими осознанными мыслями. От мяса, само собой, пришлось отказаться, но мутант не обиделся. Когда пластун достал свой припас и начал есть, хрустя сухарями и пережевывая сушеное турье мясо, четвероногий сосед немедленно занялся ляжкой мохнача. Дунай ел, запивая жесткий провиант водой, и думал, думал, думал.
Стало хорошо заметно, как крысопес оправился от ран за отсутствие Дуная. Кое-где мутант немного и округлился, накопив необходимый запас жира под толстой, колючей и жесткой шкурой. Сейчас крысособака жрала собственнозубно загрызенного где-то неосторожного детеныша нео и в ус не дула, даже не косясь на несомненно опасного для ее персоны хомо. Это-то одновременно и радовало, и настораживало пластуна.
«Эй, друг?» – потянулся мысленно к хрустящему мослами мутанту. Тот оторвался от еды, повернувшись к Дунаю мордой. То еще зрелище, если уж честно. Крысособак крысособаками назвали вовсе не зря. Подозревал пластун, что от крыс тут совсем немного, в отличие от собак, но внешне что-то от грызунов присутствовало. Вытянутая мордень с узкими щелочками глаз, голый длинный хвост-хлыст, раскоряченные цепкие лапы с когтями, шерсть, жесткая и короткая, серая с пятнами. Клычища, всякие там моляры, премоляры и резцы, очень серьезных размеров и прочности с остротой. Страх и ужас, а не зверь, пусть и не самый большой.
Пластун помнил, как пытались ужиться с ними в Кремле еще совсем недавно, и как оно не вышло. Сейчас, глядя на прекратившего трапезу крысопса, Дунай задумался про то время. Не зря ли поторопились умницы-монахи, не рано ли уничтожили все поголовье этих зверюг внутри Кремля? Крысопес, как почуял, поднял вопросительно оборванные уши, коротенькие, покрытые только розовой, в темных пятнах кожей.
«Я друг»,– стукнуло в голове пластуна. Спокойно так и ровно, без угроз, хотя зверь точно почувствовал мысли Дуная.
«Я тоже.– Пластун почесал в затылке.– Как пролез в нору?»
«Тяжело. Острые колючки».– Пес вывалил красный длинный язык и показал бок, ободранный о железные ломаные штыри, что Дунай натыкал в том самом лазе, откуда и вывалилась крысособака. Шкура в нескольких местах алела свежей кровью.
«Больно?» – Пластун мысленно погладил зверя по колючему загривку.
«Нет. Зажило».– Крысособака растянула морду в ухмылке, двинулась к Дунаю и ткнулась вытянутой головой тому в бок, немного настороженно подняв уши. Пластун протянул руку, положив ладонь на мощную шею, провел пальцами вдоль жесткой шерсти, почесывая ногтями толстую кожу. Мутант неожиданно плюхнулся на пузо и довольно заурчал, подставляя под теплую руку свою страшенную, всю в шрамах морду. Тоже… мутант, убивец, вражина, а как к ласке-то человеческой тянется? Пластун гладил вытянутое острозубое рыло, почесывал брови и выпуклый лоб, чувствуя бедром теплого и урчащего крысопса. И даже не подозревал тогда, как ему повезло.
Пасюка собственные родичи не признавали. Как понял пластун, был он не из местных стай, забрел откуда-то. И никогда не жрал
