ли, метафизика интересует… А с физикой как быть?!
– Дурак вы, сударь.
Я развернулся,и, дав понять, что разговор окончен, вышел из комнаты, а когда уже закрывал дверь, до меня долетело:
– Так себе-то вызвать можно?
– Вызывай. А я на кухне посплю.
Пошатываясь доковыляв до кухни, я сел за стол, с минуту вертел в руках телефон, перебирая в уме номера друзей, подруг, и просто случайных знакомых.
Решился. Набрал. Приложил холодную трубку к уху.
Гудки- невыносимо долгие, однообразные, безразличные… И, наконец, тихое, сонное, но такое теплое, родное "алло"…
Я вдохнул поглубже, собрал остатки мыслей и чувств воедино, зачем-то закрыл глаза, и старательно выговаривая каждое слово, каждую букву, прошептал:
– Привет, мама. Это я…
Гл. 6. Первый снег.
Сижу, смотрю поверх пульта на дирижера. Приезжая знаменитость, прямиком из солнечной, винной Италии. Как звать-то его? Хоть убей, не помню. Какой-нибудь Джованни, или, например, Лоренцо – не все ли равно? Чуть ли не приплясывает на своей подставке, энергия плещет через край – то хохочет заливисто, то ругается, мол, о, мама Миа! Больше всего он напоминает мне Горьковского Данко – кажется, что вот-вот вынет из груди ослепительно пылающий комок своего сердца, и поведет вперёд, освещая дорогу вопреки всему. Однако, вести нас за собой, даже с пылающим сердцем в руках, ох как не просто, ибо на лицах моих коллег явственно проступает след сурового, нордического характера. "Италия, вино, круглогодичное солнце, загорелые, ослепительно улыбающиеся мужчины за столиками кафе, и женщины в коротких платьях, выгуливающие своих маленьких собачек, это, безусловно, хорошо,– словно говорят их взгляды исподлобья, торчащие, как дуло пулемета из амбразуры дзота,– а ты попробуй, поживи у нас, где холод собачий шесть месяцев в году, где от зарплаты до зарплаты дотягивает сильнейший, где, чтобы снарядить детей к новому учебному году, приходится брать кредит, а ко всему ещё и нужно за что-то есть, и, разумеется, пить, а так же кормить кота и заправлять машину. Поживи в наших широтах, старина, и посмотрим, так же ли ты лихо будешь доставать из груди свое сердце…"
Где и при каких обстоятельствах наш Главный отыскал этого Чиполлино – одному богу известно. Да и не ясно – зачем? Скорее всего, не обошлось без корысти и известной всему миру отечественной смекалки – вы, мол, подирижируете у нас, как приглашенный, а я, стало быть, у вас. Не знаю. Слухи, конечно, ходили разные, но кто, скажите, верит оркестровым слухам? Стоит тебе уйти с работы вместе с какой-нибудь миленькой коллегой, проводить ее до остановки, или, не дай бог, выпить с ней кофе, как на следующий же день всем будет известна точная дата вашей свадьбы, и, к тому же, свадьбы по залету.
Но факт есть факт – уже третий день мы репетируем с итальянцем программу, которую повезем в столицу на какой-то невероятно престижный фестиваль оркестров. Выезд сегодня. Степень готовности программы – на удивление приличная.
Чиполлино, перегнувшись через дирижерский пульт, продолжает что-то воодушевленно вещать
