напали, так отчехвостили, что плашмя лежит и смерти дожидается, а известной знахарке бабе Манефе голову начисто снесли, а кто неведомо. Ну знахарку наверняка сам лукавый и обезглавил, всем известно, что она с ним зналась, вот, видимо, и не поделили что-то. А остальных-то за что?! Столько народу за два дня погибло! Совсем разбушевался хвостатый! А все из-за нее, из-за Зойки!
Перекрестился на всякий случай и молитву прочитал, потом вернулся к самому важному, что уже несколько месяцев покоя не давало. Вот уж не думал, что так трудно будет сыночка единственного, Васю, на службу во дворец пристроить. К себе в приказ брать – засмеют, что мол, совсем ни чести, ни влияния у Лыкова не осталось, сыночка писарем к себе в стол брать. Но пока все старания Михаила Степановича ни к чему не привели. Жена, Прасковья Игнатьевна, с утра до вечера только об одном и говорила, как Васеньку в люди вывести.
Дверь отворилась, и в кабинет Лыкова вошел подъячий Иван Мельников. Мужчина еле заметно поклонился.
– Спрашивали, Михаил Степанович?
– Конечно! Ты где был? Второй час тебя жду, – не скрывая недовольства, пробубнил Лыков.
– Задержался с купцами новгородской гостиной сотни, опять жалуются, мол, поборы высокие!
– Раз высокие, так и не торгуйте! – мотнул головой Лыков.
– Так ведь не скажешь, я им по-другому объяснил, мол, зато на ярмарке самые лучшие места им выделили, они с двойной выгодой свой товар продать смогут, от лихого народа их защищаем, дороги обезопасили, а стражникам тоже платить надо… Опять заказ им на пищали дали, могли ведь и без них обойтись! Вон как московская гостиная сотня на нас обиделась, что новгородцев выделяем! Их голова, Матвей Никитин, недавно только приходил, но я его успокоил, что сегодня у новгородцев праздник, а завтра – и у вас будет, зато мол, Новгородское вече вам отказать не посмеет, когда со своим товаром поедете!
– Твоя правда, – согласился Михаил Степанович. – С Матвеем ссориться не резон, слухи уже ходят, что скоро не просто головой гостиной сотни, а гостем (крупным купцом – прим. автора) станет, дьяки в разрядном приказе вроде уже и жалованную грамоту на гостиное имя приготовили.
– Быстро поднялся Никитин, – не без зависти покачал головой подъячий.
– Быстро, говорят большими деньгами ворочает, не меньше десяти тысяч обороту в год, сам на Югру, на Северное море ездит, ему уже и воеводы не указ. Ну да ладно, ты все честь по чести выправил, и то хорошо.
Своему подъячему Лыков доверял. Большого ума человек. Поэтому как только с докладом к Патрикеееву или к Курицыну идти, всегда сначала с Иваном посоветуется. Так всегда все складно у него и получалось. А уж с торговым людом общаться равного Мельникову не было. Самые выгодные дела через их стол проходили, и купцы в накладе не оставались, благодарили. Лыков и думать забыл, что с войны голым и босым вернулся. От дедовского удела
