курил тонкие, почти дамские папиросы, и злобно зыркал поверх круглых стекол на присутствующих, думая при этом о чем-то о своем.
В ближайшие недели с ним придется тесно сотрудничать: Вождь, как уже сказано выше, ошибок не любил и ошибающихся не прощал.
У него была любимая фраза, мол, если придется выбирать, он предпочтет работать с законченными подонками, чем с круглыми идиотами.
А тут еще этот чертов спиричуэл, сложный ритм которого Никита сразу и не уловил.
Интересно, что это может быть?
Условный сигнал? Вряд ли, слишком сложно.
Условный сигнал должен к чему-то призывать, и это «что-то» – либо теракт, либо диверсия. И чтобы его подать, достаточно взмаха платком из окошка.
Условный же сигнал по радио – исключительно для массовых действий, которые в современной России, в том числе стараниями участников нынешнего совещания, вообще невозможны.
Нет таких политических сил, которые могли бы подобного рода действия осуществлять и планировать.
Значит – шифр.
А это плохо, очень плохо.
Мы и с германскими, да чего там с германскими – с англосаксонскими криптограммами справляемся с огромным трудом. Шифровальщики с ума сходят, требуя скоростные счетные машины, которых у нас просто-напросто нет.
Мы же не англичане, отстаем.
Но если они научились кодировать информацию, маскируя ее под мелодию, это уже совсем нехорошо.
Тогда понятен смысл посылки курьеров: шифрограмму надо не только передать, но и принять, а самое главное – понять. На перехвате курьеров с «ключом» и надобно будет сосредоточиться.
Охрану и без Никиты организуют.
Но тогда в чем заключается роль главного тюремщика Лаврентия?!
Видимо, вождь считает, что курьер должен появиться в окружении опального Старика!
А более удобного момента, чем торжества по случаю Победы, на которые почетного пленника и арестанта вывезут, – и быть не может!
…Когда они вышли на свежий воздух, Ворчаков вполголоса поделился своей догадкой с Берией.
Тот кивнул.
– Возможно. Но я бы не исключал и попытки террористического акта. Господа максималисты и примкнувшая к ним шваль не делают большой разницы между Вождем и Стариком. Оба для них – злейшие враги. Причем, неизвестно, кто хуже. С Вождем коммунистическая Германия вынуждена поддерживать дипломатические отношения. А Дед – просто враг. Но для коминтерновцев в этом нет особой разницы. В конце концов, на параде Победы Валентин Петрович со Стариком будут стоять на расстоянии вытянутой руки на одной трибуне. Поверьте, для бомбиста – лучше не придумаешь. Одной бомбой…
Никита задумчиво полез в карман за папиросами.
– Исключать, конечно, ничего нельзя, – вздохнул, прикуривая. – Вообще ничего. Особенно при таком скоплении публики. Каждую сумочку не обыщешь. А если еще учесть неистребимое желание Вождя общаться с народом… Впрочем, это рутина. У меня все из головы не идет
