с ней, как муж и жена, и родит она от тебя ребёнка… – Посмотрела на него растерянно: – Предашь её!.. Ребёнок?!
Она с напряжением вглядывалась во вновь приставленное к его ладони зеркальце, цокая языком, с испугом сказала:
– Нет! Такой судьбы!.. Я не желаю ни ей, ни, тем более, себе. – И, резко стрельнув взглядом в глаза Гюго, грубо сказала: – На, забирай свой золотой!
Гюго не понимал происходящего, но был заинтригован.
– Отчего? – поинтересовался он. – Что за тайну ты утаила?
Цыганка молчала, и он продолжал настаивать:
– Скажи! Я всё равно не верю твоим гаданиям, так что можешь спокойно взять золотой… Хоть за свой артистизм!
Габриэлла со злостью посмотрела на него исподлобья. Её глаза были чернее ночи. Она резко, по-мужски, выругалась:
– Иштенем! Курваро рос! 2
Гюго её брань показалась забавной.
Он с усмешкой посмотрел на девушку, недоверчиво покачал головой и хмыкнул.
Габриэлла яростно взмахнула руками, пытаясь доказать ему свою правоту.
– Э-э, месье! Не любил ты ещё никогда по-настоящему! Помяни моё слово, наплачешься, нары-даешься, изопьёшь чашу счастья до дна и отравишься! Предашь девчонку, а ребёнка отдашь в чужие руки.
Она это произнесла с таким отчаянием, словно спускала пар, после чего, выдохнув, замолчала. Гюго продолжал безмолвно стоять с презрительной усмешкой на лице.
Перехватив его ироничный взгляд, цыганка разозлилась:
– За твои насмешки скажу тебе правду! Останешься ты один-одинёшенек! – она сверлила его пристальным взглядом, – умрёт она не своей смертью… – поглядев в укор, – из-за тебя, месье! Не завидую я ей… Да и тебе. Пить будешь и сходить из-за неё с ума.
Он посмотрел на неё, изменившись в лице.
Она, подметив возникший интерес, добавила:
– Не сойдёшь… Это будет твоя расплата пред ней и сыном. Ты раб! Господин не ты! Господь – твой Господин!
Она даже как-то приосанилась от высказанной правды, уверенно подытожив:
– Жить тебе долго и безбедно, пока не пропьёшь всё, что приобрёл. Капли красного вина станут слезами. Пить ты их будешь до дна. Её имя раной останется на твоей душе! А зовут её, помяни моё слово, как и меня.
Гюго надоела болтовня цыганки, и всё же он поинтересовался:
– И как же её зовут? – чуть напрягшись. – Раз знаешь, скажи!
Цыганка с усмешкой бросила на него суровый взгляд.
Он, стараясь игнорировать его, ощущая внутреннюю дрожь, продолжал настаивать:
– Назови своё имя!
Она, отступившая от него на пару шагов, вернулась, оглядела Виктора с ног до головы и требовательно произнесла:
– Дай золотой, что я вернула тебе! Потри его в своей руке, оставлю на память, свидимся – спрошу, правду я нагадала или нет.
Гюго с лёгкостью отдал золотой. В ответ услышал:
– Запомни имя моё! Меня
Боже мой, очень хре… (Kurvбra rossz –
