эмоций, и слушал пиканье аппарата, ожидая появления мерзкого монотонного сигнала.
Грудь под простыней слабо приподнялась и практически незаметно опустилась.
Старик вернулся, вновь уставившись на него своим поблескивающим остатками разума взглядом.
– Тьма беспомощна, пока память спит, – прошелестел он. – Но я знал, что ты вернешься, маленький поджигатель.
– Какой поджигатель? О чем вы говорите? – в голосе Антона звучали нотки паники и раздражения. Старик явно бредил, но что-то в его словах, не давало ему покоя.
– Она заберет всех… я слышал, как она кричала… – глаза старика заблестели, а в уголках, переходящих в глубокие морщины, показались слезы. – Будь осторожен, мальчик… вам не стоило сжигать ее дом…
Он вновь замолчал, а грудь под простыней опала и застыла. И лишь мерный писк продолжал настаивать, что в этом теле еще теплится жизнь.
Антон качал головой из стороны в сторону, пытаясь понять услышанное и отрицая последние слова. Жар внутри взметнулся к горлу, а к затылку словно приложили лед. Он взглянул на свои руки: на левой ладони лежал коробок, а на правой спичка.
«Какого…»
Но видение исчезло, а его руки, с плотно сжатыми кулаками, висели вдоль тела.
– Твои родители… – прохрипел старик, казалось, что говорить ему стало сложнее. – Мне их жаль, сынок. Твоя мать была хорошей женщиной…
– Мои родители, – Антон зацепился за эту мысль, схватился, словно утопающий, за брошенный ему спасательный круг. – Сергей Петрович, скажите мне, как они погибли, почему, что произошло. Прошу, мне нужно знать. Вы там были, я знаю, я прочел газетную статью… Четырнадцатого августа, семьдесят восьмого года, когда со мной что-то случилось… вы пришли к нам домой и нашли моих родителей. Прошу, скажите мне…
Его голос сорвался, а из глаз потекли слезы. Он взглянул вниз и заметил, что крепко сжимает выглядывающую из-под простыни старческую руку. Костяшки его пальцев побелели от напряжения. А на кисти старика вздулись громадные вены, казалось, еще немного и они лопнут. И только собравшись с силами, он смог разжать уже занемевшие пальцы, отпуская тощую, словно птичья лапа, руку.
– Они мертвы… что еще ты хочешь знать? – голос Ларина стал совсем тихим, и Антону пришлось нагнуться, приближая ухо к его почти недвижимому рту.
– Как? – выдохнул Антон, а разум кричал: «Скажи, что это случайность! Скажи, что они умерли не по своей воле! Скажи, черт побери, что это не самоубийство!»
– Вам не следовало сжигать тот дом… – еще тише, чем прежде. – Мы написали, что это было самоубийство, – они же не спали… А в газету сообщили о несчастном случае… – теперь он тянул слова, говоря очень медленно, с паузами на незаметный в движении вдох. – Но… я знал… знал… и знаю сейчас…
Пауза затянулась, и Антон не выдержал:
– Что, что знаешь? Говори уже, – он всхлипнул. – Какова
