Еще с утра я зажгла сорок церковных свечей и попросила взаимной любви. И пока они горели, выстроенные ровными рядами, представляла ее нежной, доверительной и максимально честной.
– Я хочу угостить тебя чаем.
– Волшебным?
– Все становится волшебным в твоем присутствии.
И он повез меня в чайный клуб, где впервые мы могли незаметно трогать плечи друг друга, полулежа в романтической темноте и нарушая святость чайной церемонии.
Первой заваркой мастер смыл с чайных листьев пыль. От второй листья превратились в стон. Неожиданно переворачивая чашки Инь и Янь, я почувствовала легкое возбуждение. В мое тело из глубины чая втекала дрожь, а потом шустро побежала по телу Матвея.
– Понюхай, как я пахну.
Матвей вдохнул аромат из выпитой чашки. Я в этот момент окунулась в него.
– Ты пахнешь желанной женщиной. Пахнешь музыкой, кажется, вальсами Шопена. Пахнешь городом и напитками, в которых есть соль. Пахнешь востоком и предсвадебной макмарией. Женской тайной и чем-то прозрачным на внутренней стороне бедра. Ты пахнешь криком и тишиной. Девственным утром и порочным вечером. Ты пахнешь ночью, в которой собираются потусторонние миры, и росой, которая их отзеркаливает.
Я в этот момент дышала им. В крохотной чашке уместились дороги, ладан, смола мирры и древесина. Я чувствовала его обнаженную сексуальность. Сладость и горечь. Что-то похожее на подмерзшую облепиховую ягоду и дубовый мох. Из чашки доносились его стоны в момент трансформации и нахождения себя. Она оставалась теплой, как и его руки.
– Лучше забери ее у меня, а то я все узнаю.
Матвей улыбнулся.
– Мне нечего скрывать.
Чай, многократно обновляясь, менял цвет, вкус и энергетику. Мне очень хотелось попробовать напиток с его губ, но мы еще не приблизились к поцелую. И это стало навязчивой идеей: стать ведомой от движения его уст. Понять вкус его жизни.
Матвей бережно целовал мои руки. Я трогала мочку уха.
– В тебе есть магия.
– А в тебе ее понимание.
Лина с Таней собирались на праздник последнего звонка. Лина в новом черно-белом платье-футляре, которое Матвей привез из La Belle, казалась стройнее. При выборе одежды он всегда учитывал ее плохо прорисованную талию. Таня – в полосатой футболке и юбке из секонд-хенда. Она покупала одежду только там и только в последний продажный день, когда килограмм вещей стоил одиннадцать гривен. Ее муж давно хотел красную рубашку и даже присмотрел такую на рынке, но она не разрешала ее покупать. Еще чего! Ведь можно такую же приобрести гривен за семь. Через некоторое время она ее нашла – с оторванными карманами и заношенным воротником. И, принеся домой, долго штопала под лампой, только он все равно ее не надел.
– Тань, а вдруг в ней кто-то погиб или болел саркомой? Ткань ведь пропитана энергетикой хозяина.
– Не говори глупостей! Она была обработана формальдегидом. Я ее постирала, поэтому запах и все плохое
