style="font-size:15px;"> – Я признался не от лихости, – ожил Григорич. – Почто буду таиться? Командира своего, робят подставлять? Совесть ещё имем. Раз стрелял, значит, признайся…Что касаемо…казните, коль оплошал. Я от вас… – он опять виновато поёжил разбитые губы, – добра не жду, на то вы и начальство.
«Ну, ты Григорич, молоток. Не ожидал зёма! – Нурмухамедов с благодарностью посмотрел на толстого, неуклюжего Бурёнкова.
…Кругом одобрительно заулыбались. Комбат Танкаев покорённый рассудительным, беззлобным голосом солдата, отошёл. Затем, вернулся:
– Значит от начальства «добра» нэ ждёш-ш, рядовой Бурёнков?
– Никак нет.
– Зря, рядовой Бурёнков. Отвэт неверный. Вы бойцы Красной Армии. Начальство нэ боятца, уважат надо. А ну, сними каску.
– ?– Григорич послушно снял. И комбат неожиданно для всех водрузил на него свою видавшую виды прострелянную фуражку. – Дарю! Носи на памят. Пуля, как и снаряд, два раза в одно мэсто не ложитца. Пусть эта фронтовая фуражка будэт тебе обэрегом-гьайкар, как у нас в горах говорят. Только в следующий раз, когда будэш стрэлят, бэри ниже на два пальца. Молодэц рядовой Бурёнков! Бдительный воин. – Комбат сверкнул глазами из-под чёрной аркады бровей. – Да, молодэц! Потому что мы на войне, а нэ на охоте. Абазов!
– Я!
– Сбегаеш к замкому по хозчасти капитану Радченко. Подберёш мне новую фуражку.
– Ест, товарищ комбат.
– Дзотов, Чайкин! – Танкаев обратился к сержантам. – Вывести бойцов на позиции, согласно своим мэстам. Снайпэрам занять свои «гнёзда». Быть готовым к атаке.
– Так точно!
Он пошёл пригибаясь по гудевшей на разные голоса траншее, делая чёткие замечания, давая ценные советы стрелкам, бронебойныйщикам, миномётчикам, принимал быстрые доклады младших командиров, когда внезапно столкнулся с нею.
– Вэра-а!
– Ты-ы! – совсем рядом он услышал её горячий сердечный выдох. – Живой, вернулся…Миша… – Она стояла в шаге от него. Из-под мокрого капюшона плащ-палатки блестела на Магомеда влажной несмелой улыбкой, смеющимися-беспокойными фиалковыми глазами.
Глава 4
– …Солдаты-ы! – голос генерала Хассе набирал мощь. Слова эхом отозвались от облупленных стен строений.
Юрген Ханс и Вим Ренер повернули головы. Оратор из Берлина, подражая фюреру, приблизил руки к груди-подбородку, словно играл на невидимой скрипке. Скрюченные в чёрных кожаных перчатках пальцы, казалось, держали незримый инструмент с ловкостью и осторожностью виртуоза. Узкие бойницы глаз чуть светились, обманчиво, как уголья потухающего костра. Долгая пауза торжественного молчания завершилась новым взрывом речи, заставившим железные шеренги солдат окаменеть.
– Я спрашиваю вас, бесстрашных сынов Фатерлянда, какие слова отлиты у вас на пряжках? Не слышу!
– «Бог с нами!» – рокочущим морским прибоем прокатилось над рядами тевтонских касок.
– Верно!
