стукнуло, проскрипело, и Тата открыла глаза.
– Что это?
– Где?
– Какой-то шум.
Лера прислушалась.
– У тебя галлюцинации.
– Нет у меня галлюцинаций! Там кто-то ходит!
Лера выбралась из качалки, подошла к перилам веранды и приставила руку козырьком ко лбу, на манер капитана на мостике океанского лайнера.
– Никого нет! – объявила она, повернулась, подтянулась на руках и уселась на перила. – И все-таки скажи мне, зачем ты с ним поссорилась? Ведь такого быть не может, чтобы он с тобой поссорился!
Тата пожала плечами. Хорошо, что темно, и только прямоугольники желтого домашнего света лежат на сугробах.
Хорошо, что темно, иначе Лерка бы точно увидела, что она покраснела.
– Я сегодня… на свидание ходила.
– С кем?!
– Так, ни с кем.
– Одна то есть ходила?
– Лера! Он из нашего офиса, очень симпатичный. Он пригласил меня в какой-то антикварный магазин, и мы там рассматривали люстру.
Лера помолчала, а потом сказала:
– Прекрасно.
Голос у нее был расстроенный.
Семья сестры казалась ей незыблемой и надежной, самой настоящей, словно сделанной из чего-то очень прочного, ну, хоть из гранита.
И как бы скучно это ни звучало, в этом был смысл и главная сила – они есть, они вместе, они никогда не расстанутся, потому что это невозможно.
И точка.
А тут такие перемены!.. Да еще какие-то люстры и кавалеры из офиса!
Они вернулись в дом, и Тата опять принялась за куличи, а Лера, ничем ей не помогая, все смотрела и смотрела в окно.
Утром и произошло событие, взбудоражившее весь дом.
Из бабушкиной спальни пропал бриллиантовый прабабушкин крест.
Бабушка совершенно точно помнила, что вечером он был с ней – она никогда его не носила ввиду его исключительной тяжести, – но никогда и не расставалась. Крест висел на нефритовых четках, которые бабушка почти не выпускала из рук, и все помнили, что за столом четки и крест лежали рядом с бабушкиной тарелкой.
Перерыли все, даже ковры снимали – крест как в воду канул!
Все было забыто: Пасха, куличи, которые, накрытые кружевными салфеточками, бодро и торжественно сияли на буфете. Дети ползали под столами, двигали диваны, залезали под кресла. Им нравилось ползать и залезать, они думали, что это игра такая, а тучи все сгущались и сгущались, и Тата чувствовала, что гром вот-вот грянет.
Он и грянул.
Бабушка объявила, что крест у нее стащили как раз дети! – и нужен обыск.
Этого никто не ожидал.
Тёма со злыми слезами на глазах заорал, что, если его в этом доме считают вором, он немедленно поступит в суворовское училище, и ноги его здесь не будет, и вообще, где
