и как, ребенка одел меня.
– Роман Алексеевич, Синицына, – процедил он сквозь зубы, демонстрируя истинное положение вещей. – В следующий раз, когда вас настигнет зуд в причинном месте, потрудитесь подготовиться во избежание эксцессов.
– Подготовиться? Что это значит? – зашипела в ответ я и оттолкнула наглые руки, ошеломлённая его бестактностью. Сама натянула брюки и надела шлепанцы, наблюдая за ним исподлобья.
– Это значит: предохранение и защиту от сопутствующих половых заболеваний.
Обиженно вздрогнув, я отвернулась.
– Подробнее рассказать? – взял Роман Алексеевич меня за подбородок и повернул лицом к себе, заставляя смотреть в его подернутые гневом глаза. – На будущее.
Будущее, в котором даже фантазии о нем выглядели сказкой.
– Обойдусь.
Роман Алексеевич отошел, и я невидящим взором, чувствуя острую боль в груди, смотрела на место, где он только что стоял.
В процедурную вошла та самая дама с модной стрижкой за сорок. Заведующая.
– Станислав Алексеевич, все в порядке? – перевела взгляд с него на меня. В ней чувствовалась острая ревность.
– Конечно. У пациентки Синицыной случилась истерика. Вам же, Марина Евгеньевна не нужно, чтобы по больнице носился еще один сумасшедший? – иронично спросил хирург.
Было удивительно наблюдать, как он из страстного заботливого любовника мигом перевоплотился в безразличного ко всему профессионала.
Заведующая проглотила едкий ответ и снова перевела взгляд на меня. У меня же внутри клокотала злость и желание вцепиться ногтями в красивое, лживое лицо мужчины.
– Вы точно в порядке, милочка? Может вам, успокоительного назначить?
– Нет, благодарю. Роман Алексеевич сработал получше любого успокоительного, мне даже спать захотелось, – проговорила я демонстративно зевая. Я не смотрела на него, но кожей ощущала, как напряглось мужское тело. В комнате даже плотность воздуха резко изменилась, стало душно, как перед дождем.
Но грома не будет, он не дождется сцены моего унижения. Мне подумалось, что впервые я бы смогла сыграть Катарину из «Укрощения строптивой» Шекспира. Раньше во мне была лишь нежность, теперь я ощущала в себе полыхание гнева.
С этим я и вышла, протискиваясь между врачами, невзначай хлестнув Романа Алексеевича по лицу волосами, как веткой дерева. Правда, случайно.
Я стремительно удалялась от места своего сорома и услышала только остаток фразы.
– Проверка уже в пути. Немыслимо! Как вообще психиатрическое отделение могло допустить подобное происшествие?
Неинтересно, сейчас ничего не интересно.
Зайдя в палату, я наткнулась на пару любопытных взглядов. Короткие ответы. Сухие улыбки. Вспоминать произошедшее больше не хотелось.
Слишком сильна была та буря чувств, что меня захватила. Сначала из-за близости смерти, а потом из-за Него.
Я легла и уткнулась в подушку. Надо поесть, но желудку, как и мне самой уже ничего не
