рубашке, надетой поверх белой майки. На черном красовалась белая надпись NIN[1], а на спине – PRETTY НАТЕ MACHINE[2]. Эту рубашку она купила около восьми лет назад, но та до сих пор была как новая. Мы прожили с Энджи почти два года. Своему гардеробу она уделяла времени ничуть не больше, чем я своему, но мои рубашки через полчаса после того, как я их надевал, выглядели так, будто ими протирали движок автомобиля, а Энджи носила вещи годами, чуть ли не со школы, и все, чему положено быть белым, так и было белым. Женщины и их одежда часто поражали меня этими своими особенностями, и я решил, что это одна из тех загадок, которые мне не разгадать, например, что на самом деле случилось с Амелией Эрхарт[3] или куда делся колокол, когда-то висевший в нашем офисе.
– В каком смысле не знаешь, как быть?
– Исчез ребенок, мать не слишком озабочена поисками, напористая тетка…
– По-твоему, Беатрис слишком напориста?
– Как «свидетель Иеговы», одной ногой переступивший через порог твоей квартиры.
– Ну так она о племяннице беспокоится…
– Сочувствую ей. – Энджи пожала плечами. – Но этот ее напор мне все равно не нравится.
– М-да, способность противостоять напору – не самая твоя сильная черта.
Энджи швырнула в меня карандаш, я поискал глазами, чем бы бросить в нее в ответ.
– Все хиханьки да хаханьки, пока кто-то не останется без глаза, – проворчал я, ощупывая ногой пол под столом – вдруг карандаш завалялся.
– Ну что, дела у нас идут просто отлично, – сказала Энджи.
– Точно. – Карандаша ни под стулом, ни под столом не было.
– В этом году сделали больше, чем в прошлом.
– А ведь еще только октябрь. – Карандаша не оказалось ни в углублениях между половицами, ни под мини-холодильником. Может быть, он был уже там, где Амелия Эрхарт, Аманда Маккриди и колокол.
– Начало октября.
– Хочешь сказать, такое дело нам ни к чему?
– Слишком много мороки. Морока ни к чему.
Я смирился с тем, что карандаш не найти, и посмотрел в окно. Охристые разводы сгустились до кроваво-красных, белое небо, постепенно темнея, становилось голубым. В окне третьего этажа в доме напротив зажегся свет. Запах воздуха, проходившего через москитную сетку, напомнил о ранней юности и стикболе, о давно ушедшей беззаботности.
– У тебя есть возражения? – нарушила молчание Энджи.
Я пожал плечами.
– Говори сейчас же, а то схлопочешь.
Я обернулся и посмотрел на Энджи. Закатное солнце светило прямо в окно, и ее темные волосы отливали золотом. По опыту с другими женщинами я знал, что через некоторое время после сближения первым делом перестаешь замечать их красоту. Умом понимаешь, что она все та же, но ослабевает ее способность эмоционально переполнять и поражать тебя, доводить до
«Nine Inch Nails», «Девятидюймовые гвозди»
«Симпатичная машина, порождающая ненависть»
Эрхарт Амелия Мэри (1897 – 1937?) – авиатор; первая женщина, пересекшая Атлантику на самолете. Бесследно исчезла во время одного из полетов.
