мука эта скорее закончилась. Он увидел свою собственную руку, на ногте сидел миниэхо, а в районе запястья темнели два входа для подключения аппаратуры. Рука, серая и почти прозрачная, потянулась к ручке у кресла, с трудом выудила оттуда пустую банку и исчезла из мира, который двинулся в обратную сторону.
– Вам не нужно это выбрасывать, – сказала стюардесса, которая, кажется, прошла за ним. – Мы сделаем это сами.
– Я сам, – ответил Цин, но не услышал своего голоса. – Я выкину.
Он вышел из звездолета с бомбой в руке и увидел ослепительные огни космопорта.
2
Гамма Тора висела в космосе таким образом, что южная половина планеты пребывала в зоне постоянных заморозков; льды закрывали половину океана, но света почти не отражали, потому что световой день длился всего чуть больше часа. Примерно половину суток занимали серые сумерки – солнечный свет замирал тонкой полоской на горизонте, как на закате дня, и длился десятками часов. А потом наступала ночь – черная и почти пустая. Звезд с Гамма Тора видно было мало.
Сильные холодные ветра несли песок и липкую пыль. Часто шел дождь, часто прекращался и начинал снова.
Цин спустился по трапу и едва не столкнулся с теми, кто уже спешил занять освободившиеся в звездолете места. И снова дети, и снова у всех какие-то странные, не слишком злые улыбки, как будто в этом мире еще что-то есть, как будто людей этих еще что-то ждет.
Ступив на металлическую поверхность посадочной зоны Цин чуть не поскользнулся, закутался плотно в куртку и добежал до входа в космопорт.
Изнутри тотчас обдало теплом и потянуло кисловатым запахом множества живых существ. Свист моторов и ветра сменился гомоном тысячи голосов. Люди толкались и теснились, лепились у стен, у скамеек и турникетов, у касс, шумели, кричали, смеялись, короче говоря, жили и жизнь эта вступала в ожесточенное противоречие с мыслями Цина о смерти. Смерти для всех и теперь, возможно, для него в том числе.
Что теперь? – думал он. – Что делать? Что будет? Куда мне идти? Зачем?
Неприятные запахи на мгновение оттолкнули путанный клубок мыслей – многие ели прямо на скамейках и полах в залах ожидания, и тысячи ароматов сливались в единую вонь. На большинстве была самая простая одежда, рабочие комбинезоны или вообще домашняя ветошь, залатанная, потертая, выцветшая. Элита Гаммы Тора не заглядывала в общественный космопорт.
Цин протолкался сквозь ораву религиозных фанатиков и забрал свой рюкзак. Отойдя в пустой угол, он запихнул в карман сумки банку со звенящей внутри бомбой, достал оттуда шапку.
Оглянулся, попытался решить, что делать дальше, а взгляд зацепился за часы наверху. Сколько времени? Звездолет двинется минут через десять, бомба должна сработать примерно в это же время, но можно накинуть еще минут пять-десять задержки. Двадцать, выходит, максимум, а потом что? А потом они поймут, что Цин струсил, подставил и скомкал планы. И тогда?
