дружный смех. Народ удобно расположился в прозрачных креслах и слушает писателя. Интересно кто вызвал такую живую реакцию? Вот и ответ: на билборде со стилизованным изображением Спасской башни Кремля большие буквы: Денис Драгунский и его фотография. Писатель, одной рукой держа микрофон, а другой страницы текста эмоционально читает рассказ. Какая связь поколений. Моментально вспомнились знаменитые «Денискины рассказы» его отца Виктора Драгунского. А сегодня – прототип его рассказов, ставший сам уже известным писателем, читает свои произведения. Ступеньки вперед и уже новое действо. Актеры играют сцену из спектакля. Чуть далее – слышен рок. И вот и ряды издательств: «Эксмо», «Нестор-История», «Новое литературное обозрение, «Синдбад», «Российская национальная библиотека»…. Ряды книг издательств, выпускающих литературу для детей. Десятки издательств, тысячи великолепно изданных книг. Не избежав соблазна, я накупила книг на различную тематику.
Вернувшись, я окунулась в необыкновенный запах типографской краски, такой который бывает только у новых книг и неожиданно поняла, что мне не поможет односторонняя переписка с горем. Нужно что-то более мощное. Такой внутренний подъем, бум. Может быть… диалог. Но… диалог с горем. Это что-то радикальное. Каким образом он возможен? И в этот самый момент я почувствовала возможную реальность ведения такого диалога. Что я хочу от этого диалога? Заглянуть внутрь себя и найти ответ на вопрос: как мне жить дальше, после смерти Алана? На что ориентироваться в себе? На старые ценности или создавать для себя новые? Я поняла, что теперь готова к такому диалогу, готова встретиться сама с собой и с взглядом со стороны на мою ситуацию. Ведь будущее любого человека не гарантировано от крутых поворотов. Кто же может воплотиться в образе горя? Почему-то мужские образы даже не возникли в моем воображении. Перед глазами возникла «Весна» Сандро Боттичелли. Нет, слишком романтично. Один за другим сменялись портреты Адели Блох Бауэр – любимой модели Гюстава Климта. Тоже не то. В них так много женского эротизма. Мне нужен женственный, естественный и очаровательный образ. Мягкий. Манящий. Внезапно я почувствовала: Жанна Самари. Вот чей образ я хочу видеть. Ее образ. Такой, как на ее портрете кисти Огюста Ренуара. Не на парадном портрете – в полный рост, который находится в Эрмитаже в Санкт-Петербурге, а как на портрете из музея изобразительных искусств им. А. С. Пушкина, на Волхонке, в Москве. На фоне нежно – розового цвета, улыбающаяся прелестная молодая женщина в платье, отливающем разными оттенками зеленого цвета с обнаженными руками цвета ванильного мороженого, растрепанными волосами, сияющими глазами. Сама – жизнь, радость и легкость. И я понимаю, что только контакт с воображаемым источником оптимизма и счастья дает мне возможность пойти навстречу его теплу.
Внезапно передо мной материализовалась Жанна Самари. Живая. Она сидела в большом кресле возле меня и улыбалась точь-в-точь как на знаменитой картине Огюста Ренуара. Жанна была в знакомом платье с портрета
