решать только мне, – ответила я. – Кто бы ты ни был, мне не нужно твоё покровительство, и служить тебе я подавно не собираюсь, так что скажи своим псам, чтобы отпустили меня.
– Чем строптивей ты, тем слаще будет видеть тебя стоящей передо мной на коленях. По своей натуре я стратег и всегда получаю желаемое.
– Это мы ещё посмотрим! Я скорей сдохну, чем буду твоей собакой.
На этот раз засмеялся не только азиат.
– Сдохнешь. Ещё как сдохнешь, – было сказано мне.
Мысли в моей голове смешались в кашу. Только что мне дали понять, что жить мне осталось недолго. Меня не будет. То есть мои дети останутся сиротами. Кто же тогда позаботится о них?
Меня снова отвели в камеру.
– Чего они хотели от тебя? – спросил Сашка.
– Не твоё дело, – рыкнула на него я и села у стены подальше от него.
В камере было холодно. Никто не подумал принести нам еды или тряпок, чтобы укутаться. Дрожь в теле усилилась, но на предложение Сашки погреться друг о друга я ответила, что скоро он согреется в аду.
«О да, как прилипло ко мне это слово… – рассуждала я. – Смерть приходит к нам вместо праздника. Призываю её, словно я шаман, хотя мне безумно страшно лететь в эту пропасть…»
Мне показалось, что прошли сутки или даже больше. Никто не торопился убивать нас или вызволять из этого холодильника. С Сашкой мы больше не разговаривали. Похоже, и он не горел желанием разводить болтовню.
Голодные и замёрзшие, мы жались по углам и временами вставали, чтобы поделать физические упражнения и согреться.
«А что если они решили добиться моего согласия, изморив меня голодом?» – подумалось мне. Эта мысль казалась мне слишком банальной и бредовой.
Я ещё не утратила твёрдости своих решений, когда дверь снова открылась, и меня поволокли в зал. Но теперь, помимо прежних лиц, я увидела Дилана. В груди у меня зашевелились смешанные чувства: мысль о том, что он один из них, я откинула почти сразу, стоило только взглянуть на его растерянность.
«Ого! Неужели кому-то удалось запугать тебя?» – не без злорадства отметила про себя я.
– Зачем вы притащили его сюда? – спросила я, подозревая, что меня собираются шантажировать.
Азиат ответил, рядом стоящий перевёл:
– Он пришёл сюда сам. Мотылёк на огонёк…
И вся их компания рассмеялась, причём это было неподдельное веселье. Только мы с Диланом стояли по разные стороны круга, опутанные невидимыми нитями и лишённые возможности управлять ситуацией. Ни он, ни я не сказали друг другу ни слова, нам даже смотреть друг на друга было противно. Не над этим ли смеялись остальные?
Когда гомон утих, со мной снова заговорили:
– Я вижу, что твоей семейной жизни настал конец. Столько надрывных усилий и всё впустую… недосказанности, подозрения в измене… Пора всё прояснить,
