себя идиотом, хотя он не издевается, но ведёт себя со мной, как с ребёнком. Странно, но я ничего не помню – эти 100 лет пролетели как один миг. А ведь всё должно было быть иначе… я должен был что-то увидеть, должен был… но вместо этого просто бездарно и бессмысленно отключился на целый век…
– Тааак, а вы не подскажете, где те сволочи, что меня оживляли?!
– Бригада прибыла по анонимному звонку в дряхлый домишко на юго-востоке города. В момент при-бытия никого в доме не было… хотя все приз-наки жизни присутствовали.
– И что за признаки?
– Разбросанные вещи, свежеприготвленная еда. Хотя, очень примитивная и вредная – на огне, весьма перегоревшая. На стенах были буддийские знаки, письмена… одна только фраза по-русски: «Помни послание Экариота» – по всей видимости, секта, – к концу фразы доктор уже был не с нами, у него расфокусировался взгляд и слегка наклонилась голова…
Сирена приложила палец к губам, показывая, что доктору сейчас лучше не мешать. А тот прикоснулся к небольшой серёжке на мочке уха и поднял пустую белую папку на уровень глаз. Потом сказал одними губами пару фраз и снова сосредоточился на нас.
– Сирена вам всё расскажет, – он на время отложил папку, – … ну, или, по крайней мере, ответит на первые вопросы, которые будут возникать… Ну-с, милостивый государь, мне нужно идти… до скорых встреч.
– Доктор!
– Да?
– Все эти ваши «Милостивый государь», и этот «Ну-с» – это не из моего времени. Вы не путайте. Это, кажется, ещё лет на сто раньше.
– Да вы что?! Странно… я ведь отчётливо помню, как услышал этот оборот в одном фильме конца двадцатого века. Доктор произносил его по отношению к больному. Неужели подделка? У вас так не гворили?
– Ну, может, и говорили… врачи в некоторых фильмах… советских, но…
– Вот видите – значит, я прав! Ну, всё. Я пошёл. До новых встреч!
– Ну, пока-пока.
Он куда-то нырнул в стену и усвистал… я перевёл взгляд на Сирену… она улыбалась и явно была то ли в восхищении, то ли в возбуждении… постоянно елозила на стуле… сидя прямо на расстоянии вытянутой руки… и так пахла… Ну зачем она одела такой короткий халатик, который так и манил заглянуть между её ног? Это было уже невыносимо…
– Иии… С чиво стартуим?
И тут я вспомнил, кого она мне напомнила своими ужимками…
То была моя первая любовь. Я признался ей ещё, когда мы учились в начальной школе, сидя в деревянном домике на детской площадке. Она сидела тогда и елозила на скамейке, выпытывая из меня признание. А когда получила его, смеясь и краснея, убежала. Потом я долго не мог понять, почему это произошло и что со мной не так. А она сидела на первой парте с косичками, болтала, елозила на стуле, когда ей было скучно… А когда начался пубертат, и все стали активно искать себе приключений, она встречалась с моим другом, продолжателем славной рабочей династии с какого-то завода, потом с другим, затем с третьим… чуть ли не со всей брутальной элитой нашего двора, а я всё это время смотрел на неё со стороны и не понимал, что со
