– да не та это сумма, которая сделает погоду. Так что лучше здесь всё прогулять. А то, кто знает, свидимся ли когда-то ещё?
– А может, там… ну, куда ты едешь… они нужней тебе будут? – осторожно осведомился Корзинкин.
Слово «Израиль» он старался не произносить, а если произносил, то с запинкой и при этом страшно краснел. Он немного злился на эту страну из-за того, что она отнимала у него лучшего друга, но в то же время понимал: ничего не поделаешь, и каждый должен жить там, где ему лучше, а свобода передвижения должна быть ограничена только в тюремной камере. К тому же, Давид давно мечтал об Израиле, а мечты на то и мечты, чтобы когда-то сбывались.
– Деньги я всегда и везде заработать сумею! Руки-то – вот они! – хвастливо заявлял Давид. – Хоть в Израиле, хоть на северном полюсе! А с лучшим другом попрощаться, как следует, – разве на это каких-то денег жалко?! Так что едем – оттянемся последний раз!
Сутки в поезде до столицы пролетели незаметно, лишь на столике в их купе с завидным постоянством обновлялись выпивка и закуска, а за столиком – собутыльники, и на всё это толстая проводница в старушечьем оренбургском платке сперва недобро косилась и материлась сквозь зубы, но потом махнула рукой и присоединилась к буйному веселью, предоставив почётное право открывать и закрывать двери на остановках самим пассажирам.
В самом конце поездки Корзинкина и Давида сморил сон, но зловредная проводница не дала выспаться и вытолкала друзей из тёплого и обжитого вагонного чрева на перрон под моросящий дождь, дверь замкнула на ключ и отправилась отсыпаться, не реагируя ни на жалобные уговоры, ни на стук в окно, ни даже на заманчивые предложения продолжить разгульное пиршество.
– Да и хрен с ней! – махнул рукой Давид и подхватил сумку. – Что мы, пропадём без неё? Вперёд, нам везде рады!
– А на самолёт не опоздаешь? – заосторожничал Корзинкин, зевая.
– До самолёта ещё полдня. Уйма времени. Продолжаем веселиться. – И повторил свою мантру: – Когда ещё свидеться придётся?
Но идти в какой-нибудь ресторан или выпивать в ближайшем скверике не хотелось. А хотелось только добраться до какой-нибудь постели, растянуться и вырубиться на несколько часов до отлёта.
– Слушай, – неожиданно вспомнил Давид, – у меня в столице есть соратники по сионистской деятельности. Отличные ребята, к ним и пойдём. Не болтаться же нам на улице!
– Как-то неудобно, – замялся Корзинкин. – Вы там все свои – евреи, а что мне, русскому, среди вас делать?
– Ничего страшного! – рассмеялся Давид. – Академик Сахаров тоже был русским, а похлеще любого еврея! Тем более сионистская деятельность становится в последнее время всё более и более интернациональной – этакий Четвёртый интернационал!
– Сионистская деятельность? – подозрительно переспросил Корзинкин. – Ты-то какое отношение к ней имеешь? Ничего подобного за тобой раньше не замечал.
– Как – какое?!
