Невольно касаюсь сухой кожи землянки. Её тело словно пылает. Ксавьер избавляет землянку от одежды, поднимает на руки и омывает под тонкой струёй воды. Я наблюдаю за его проворными, осторожными движениями. Он весь сосредоточен на том, что он делает. И кажется, выполняет это с удовольствием. Тьер буднично растирает кожу землянки какой-то тряпкой. Садится на пол сам и укладывает самку головой на колени. Длинные смуглые пальцы Ксавьера ныряют во влажные волосы самки, пока он левой рукой активирует автоматический шприц с ампулой лекарства.
– Ты хочешь потратить на землянку это? – спрашиваю я, понимая, что Тьер жертвует своей последней дозой средства «регенерин», способного привести в чувство, вернуть из шокового состояния.
– Это мой выбор, Старший.
Датчик сверху шприца загорается светло-голубым. Готово.
Ксавьер вводит средство в левое предплечье землянки. Он не отрывает жадного взгляда от лица самки. Губы Младшего едва шевелятся, как будто он разговаривает с ней.
– Она не слышит, тупица.
– Пошёл на хрен, – огрызается Ксавьер. – Обработай ей руку, чтобы заражение не пошло дальше. Ты же умеешь.
Приходится сделать это. Пальцы как будто только и ждут разрешения, чтобы дотронуться до тонкокостного, хрупкого тела.
Я вскрываю упаковку и разматываю эластичную ленту. Выдавливаю на рану гель и налепляю повязку. Она автоматически сжимается вокруг тонкого запястья землянки. Когда надо будет сменить повязку, белый прямоугольник индикатора почернеет. Дело сделано. Надо отпустить руку самки из своей ладони. Но я всё ещё держу её, удивляюсь контрасту в цвете кожи и размере наших ладоней. Зачарованно изменяю свою руку, ухмыляясь мыслям. Пальцы землянки теряются среди длинных пальцев с острыми ногтями. Молочная белизна узкой ладони кажется случайным пятном поверх защитного хитина на моей руке.
– Развлекаешься? – беззлобно спрашивает Ксавьер, поглядывая на часы.
Лекарство вот-вот должно подействовать. В томительном ожидании Ксавьер наклоняется очень низко, разглядывая лицо самки. Кажется, я ошибся. Тьер передвигается, водит по тонкой коже шеи губами, прихватывая зубами.
– Не время играть. Ты не с кейррой (любовницей)!
Ксавьер фыркает.
– Тебя забыл просить, Старший, как обращаться со своей женщиной.
– Это не твоя женщина, а самка. И нам надо убираться отсюда поживее. Нет времени ждать, пока она придёт в себя!
Я злюсь, фонтанирую недовольством, потому что чувствую нестерпимое жжение и жажду. Хочется этой дряни, едва не мёртвой, лежащей на коленях Младшего. Она отощала ещё больше. Грудная клетка едва поднимается, но грудь всё равно смотрится вызывающе дерзко.
Перед глазами всё плывёт. Во рту становится невыносимо сухо, когда взгляд, будто намагниченный, возвращается к безвольным бёдрам. Я двигаюсь вперёд, сам не зная, чего сделаю в следующий момент.
Внезапно самка просыпается. Взгляд сначала затуманенный. Но он быстро меняет своё выражение на осмысленный, тревожный, а потом
