что, побыв в темноте дольше нескольких минут, она навсегда утратит способность видеть. Тьма выест ей глаза, впитается в кожу, превратит её в часть себя.
Инга даже в детстве понимала, что этот страх слишком необычен, может, даже ненормален. Если бы она рассказала о своих фантазиях родителям, они бы испугались, повели её к психологу и потом ещё долго присматривались, стараясь понять, всё ли с их дочкой в порядке. Инга не любила лишнего внимания и ещё больше не любила быть обузой, поэтому молчала. К счастью, окно её спальни выходило на проспект, и света фонарей хватало, чтобы комната никогда не погружалась в полную темноту.
С возрастом страх не исчез. Инга в большей степени осознала его иррациональность, но понимание не помогло побороть чувство. Вместо этого она в совершенстве научилась избегать моментов, когда тот мог её настигнуть. В комнате никогда не занавешивались шторы, а гирлянды украшали окно даже в летние дни. В сумочке всегда хранилось несколько фонариков – на случай, если электричество отключат во всём районе, и телефон в это время разрядится. К своим девятнадцати годам Инга привыкла считать, что не одолела, но перехитрила странную детскую фобию, и у той нет шансов когда-нибудь её настигнуть.
И вот сейчас она сидела в кромешной тьме. Она до последнего не могла поверить, что это случится. Глупо надеялась, что охранник всё-таки окажется великодушней хозяина и не станет выключать ей свет, или что между дверью и порогом найдётся щель, способная пропустить хотя бы тонюсенький луч света. Но темнота обступала со всех сторон, как в самых жутких её кошмарах. Ветров неизвестно откуда узнал её страх, и воспользовался им в полной мере.
Инга давно готова была кричать, просить о пощаде, соглашаться на любые условия и обещать что угодно – лишь бы мучение прекратилось, лишь бы ей позволили видеть хотя бы полоску света. Останавливала только мысль о том, что её мольба не найдёт отклика. Мучитель будет только рад убедиться, что угодил в нужную точку, и, обретя уверенность, что действует не впустую, лишь продлит её страдания.
Стараясь хоть как-то отвлечься от всё больше заглатывающей её темноты, Инга попыталась сосредоточиться на счёте, но каждый раз сбивалась, не дойдя и до сотни.
Съёжившись в углу возле двери, девушка мысленно молилась о том, чтобы обещанные хозяином дома крысы пришли в самом деле. Любое живое существо сейчас казалось спасением. Пусть оно захочет ею поживиться, пусть вопьётся в тело, но отделит её от вездесущей тьмы.
Крыс не было. Конечно, в таком доме им неоткуда было взяться. В эту бездушную, тщательно вычищенную коробку никто не смог бы проникнуть без позволения.
Инга сама не заметила, как судорожно шевелящиеся губы нашли определённый ритм, задвигались уже не просто так, а произнося слова.
– Горе! Горе! Крокодил
Солнце в небе проглотил!
Наступила темнота.
Не ходи за ворота:
Кто на улицу попал —
Заблудился и пропал.
Плачет
