Очевидно, галстук этот тоже подарил его маме кто-то из приезжавших в Москву иностранцев. И рубашку в тот день на Олега тоже надели очень нарядную.
Олег удивленно повернулся к учительнице:
– Но ведь у меня сегодня день рождения!
Словно в подтверждение он поднял вверх только что подаренную книгу. Первый русский марксист на обложке, кстати, был в галстуке.
– Точилин, в школу все ученики должны приходить одетые в форму и по правилам. Скажи маме, чтобы галстуков никаких больше не было. Вот примут тебя в пионерскую организацию, тогда и будешь ходить в галстуке. В красном галстуке! А эту удавку с шеи сними!
При слове «удавка» по классу прокатился мерзенький смешок.
– Точилин – удавленник! Точилин – удавленник!
Галина Петровна призвала класс к порядку:
– Все! Ничего смешного я не вижу.
Угомонив класс, она строго закончила свою беседу с именинником:
– Садись, Точилин! Мы тебя поздравили, конечно, так что расти настоящим советским человеком: не болей, учись хорошо и, главное, будь скромнее!
Олег неловко стянул с шеи галстук, смял его и затолкал в портфель. Наверняка галстук от такого обращения пострадал. Я промолчала, но красивый галстук было жалко.
Дома я рассказала родителям про то, как поздравляли моего друга, не забыла рассказать и про галстук. Честно говоря, рассказала просто так – я часто делилась с родителями и с бабушкой Раей событиями своих школьных будней. К моему удивлению, мама очень рассердилась на родителей Олега.
– Как же так можно! – всплеснула она руками. – Зачем так подставлять мальчика? Зачем выделяться?
Мы с папой и бабушкой Раей молча жевали пожаренные бабушкой котлеты из свежемороженой трески. Папа, впрочем, невзирая на набитый рот, не переставал одобрительно кивать.
– Аня! – не унималась мама. – Вот ты мне это все рассказала. Теперь объясни мне, пожалуйста, для кого он надел этот галстук? Кому на него любоваться? Сургучеву, у которого отец – алкоголик, а мать – уборщица в метро? Климовой, чьих родителей лишают родительских прав? Кому?
– Красивый галстук, – сдуру ляпнула я. – Мне понравился…
Мама вскрикнула, словно от боли. Отец поперхнулся салатом, а бабушка отвернулась от стола и начала быстро-быстро помешивать компот из сухофруктов, кипевший на газовой плите. Бабушка не любила слушать, когда мама учит меня жизни, но, разумеется, никогда не вмешивалась.
– Ты что, Аня, обезьяна? – спросила меня мама почти шепотом.
– Почему обезьяна? – Я понимала, что не права, но не нашла, как соскочить с неудачной темы.
– Потому что обезьяны, а не люди, Аня, любят яркие цветастые тряпки!
– И сороки еще… – пробормотал папа. – Сороки тащат всякое блестящее… им лишь бы что, лишь бы блестело!
– Только
